Ирина Левченко - Повесть о военных годах

— Отпустят. Не могут не пустить.

— А ты?

— Тоже. Только не в артиллерийский, а… — Я запнулась, у меня не было никаких веских доводов, чтобы оправдать свое стремление в танковую часть. «Нет, лучше пока промолчать». — Мне все равно в какой, лишь бы в полк.

В ожидании медсанбата решили устроиться где-нибудь жить вместе. Шура вспомнила, что видела еще утром капитана Фомина.

— Пойдем доложим ему, что мы здесь. Все-таки он начальник, а мы должны же кому-нибудь доложиться, — предложила Шура.

— Пойдем. Может быть, с ним еще кто-нибудь из наших.

Капитана Фомина мы разыскали в просторной хате. Здесь же находилось несколько санитаров из медсанбата и еще какие-то незнакомые солдаты.

Капитан, видимо, чувствовал себя превосходно. Он был в новеньком обмундировании, которое резко выделялось на фоне обтрепанных, выгоревших гимнастерок солдат. На столе стояли открытые банки мясных консервов, начатая буханка хлеба и несколько стаканов. Пахло водкой.

Даже не выслушав нас, капитан поспешно заявил, что он принял на себя заботу обо всех собирающихся в деревне мужчинах медсанбата, а так как он считает, что девушки всегда сумеют устроиться, то всякую заботу о них он с себя снимает.

— В гости могу зайти, если что-нибудь хорошенькое состряпаете. Выпивка моя, можете не беспокоиться, — под неприятный гогот окружающих добавил он.

Мы благоразумно промолчали, хотя так и подмывало высказаться.

— Пойдем, — шепнула Шура. — Ну его к бесу!

Мы пошли к выходу, и вдруг Фомин меня окликнул:

— Что это у вас на боку болтается?

— Оружие.

— Какое?

— Наган.

— Смотрите-ка, даже знает, как называется, — подмигнул он солдатам.

На этот раз его не поддержали, Фомин нахмурился.

— Патроны есть?

— Тридцать восемь штук.

Фомин задумался.

— Сдайте оружие, — вдруг резко приказал он.

Я вздрогнула от неожиданности: сдать наган?! Мой наган, тяжесть которого все эти дни чувствовала у себя на боку. Наган! Одно прикосновение к его холодной рукоятке придавало уверенность в том, что все сумею преодолеть!..

— Товарищ капитан, как же так?.. Ведь он за мной числится… Я не могу без приказа командира…

— Послушайте, девочка, — голос Фомина звучал почти ласково, — я же не виноват, что вы не знаете Устава. Я тоже ваш начальник, и мой приказ для вас закон. Давайте скорей наган да сыпьте на продпункт. Небось есть хотите?

Расстегнула кобуру, на мгновение задержала наган в руке, хотела еще что-то сказать, но, заметив нетерпеливое движение Фомина, вздохнула и протянула ему оружие. Приказ есть приказ, я обязана ему подчиниться.

Уже на пороге Шура дернула меня за рукав и шепнула!

— Посмотри!

Фомин преспокойно прятал мой наган в свою кобуру.

Я возмутилась, хотела вернуться, но Шура вытолкнула меня за дверь:

— Ну что ты ему скажешь? Все равно наган уже не вернешь.

С неприятным чувством уныло брели мы по деревне в поисках продпункта.

Майор из штаба дивизии, встретившийся нам, прошел было мимо, но, окинув нас подозрительным взглядом, остановил меня:

— Постой-ка. У тебя почему кобура пустая, бросила, что ли?

Я вспыхнула. Как это можно подозревать человека в таком позорном поступке! Уже открыла было рот, чтобы все это ему высказать, но Шура остановила:

— Давай ему все расскажем. Он тоже начальник; может быть, отберет у Фомина наган или даст другой.

Майор очень заинтересовался нашим рассказом, переспросил подробности, спросил, где мы живем. Мы указали ему на хату, в которой ночевала Шура.

Не прошло и часа, как из штаба дивизии пришел связной и сказал, что меня вызывает начальник политотдела. Теряясь в догадках, зачем это меня вызывает такое большое начальство, с трепетом переступила я порог школы, в которой помещался штаб. В большой светлой комнате я увидела высокого, чуть грузного человека с живыми серыми глазами. На петлицах у него были четыре прямоугольника. Это и был полковой комиссар Черемных, начальник политотдела нашей дивизии.

Выслушав мой неумелый рапорт о том, что медсестра такая-то по его приказанию явилась, он поздоровался и предложил сесть.

— Расскажите, что у вас там произошло с капитаном Фоминым.

У меня похолодело внутри. «Наверное, тот майор рассказал, что я жаловалась ему, а этого делать нельзя. Надо было выполнить приказ Фомина, и все. Теперь ничего не поделаешь, виновата так виновата».

Сбиваясь, рассказала все как было.

Полковой комиссар чему-то хмурился, слушая меня, но не перебивал.

— Вы комсомолка? — неожиданно спросил он вне всякой связи с моим рассказом. — Покажите-ка комсомольский билет. Не потеряли? Не бросили?

Кровь ударила мне в голову; чувствуя, что горячая краска заливает мне лицо, уши и даже шею, рывком выхватила из кармана билет и протянула ему.

— Вот он. Я не расставалась с ним с того дня, как мне его выдали, с ним и умру, если придется. Вы извините, вы, конечно, начальник, — я старалась говорить повежливее, — но и это не дает вам права подозревать меня в преступлении.

Черемных с любопытством глянул на меня и усмехнулся:

— Скажите пожалуйста, какой огонь попался!..

Он встал и подошел ко мне.

— Возьмите свой билет. Никто вас в преступлении не подозревает. Я вас вызвал, чтобы уточнить некоторые подробности, Не о вас, совсем о другом…

Так я и не поняла, зачем меня вызывали. Все выяснилось через несколько дней.

Черемных снова прислал за мной. Первое, что я увидела, войдя в знакомую уже комнату, был наган на столе.

Черемных протянул его мне:

— Ваш?

— Мой. Это он самый. — Я схватила наган обеими руками.

— Аккуратнее. Нельзя так неосторожно, иначе я снова отберу его у вас. На этот раз за несоблюдение правил обращения с оружием. Положите в кобуру.

— Можно?

— Конечно, он же ваш. А теперь скажите, почему до сих пор не доложили, сколько вывезли раненых?

— Медсанбат еще не пришел, докладывать было некому.

— А мне?

— Так вам же я не имею права докладывать, пока вы сами не спросите.

— Скажите пожалуйста! — рассмеялся Черемных. — А тогда, при проверке вашего комсомольского билета, вы ни у кого не спросили права меня отчитать?

Смутившись, торопливо рассказала о раненых.

— Да, вы молодчага. Рад, что познакомился с вами.

— Что вы! Я всего только перевязываю. Вот Шура, это действительно молодец!

— Какая Шура?

Я рассказала о переправе, о подполковнике, о том, как под обстрелом Шура поддерживала его и этим помогла командовать огнем артиллерии.

— Ей очень хочется в артиллерийский полк, она не хочет в медсанбат. Переведите, а?.. — попросила я за подругу.

— Что ж, если так хочется, переведем.

— А я?

— А вы — в медсанбат. Он сегодня приезжает сюда.

— Как в медсанбат, там — Фомин! Как же с наганом теперь?