Масадзи Исикава - Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи

Ким, который был у нас за главного, с тревогой дожидался меня.

– Ты там поосторожнее! В печи полно ядовитого газа, – предупредил он.

Тогда я еще не понимал, но оказалось, что подобные монологи, да и вообще разговоры в этом месте были нетипичны. У всех работников здесь были какие-то проблемы в прошлом, поэтому они предпочитали молчать, а не чесать языком. Даже о самых обыденных вещах разговаривать было не принято. Здесь царило молчание.

Обед состоял из неочищенного риса, который я приносил с собой из палатки вместе с дикими травами, которые я добавлял к рису. Неотъемлемой частью ежедневного рациона тут была водка. Ей приписывались целебные свойства. Бог знает, верно ли это или нет – я не нашел ни одного серьезного медицинского подтверждения этому – но углежоги говорили, что водка спасает от легочных заболеваний. Сам я никогда алкоголем не увлекался, но довольно быстро вошел во вкус. Как только заканчивался алкоголь, заканчивалась работа и начиналось настоящее светопреставление. «Нет водки – нет работы», – скандировали углежоги – и водку тут же подвозили. На удивление регулярно.

Примерно через три месяца работы на участке неожиданно появился лесник. Кто-то вроде бы занимался незаконной вырубкой леса, и он побаивался, поэтому попросил меня сходить с ним ночью осмотреть участок. Едва село солнце, мы отправились на обход и, естественно, натолкнулись на каких-то людей, как раз рубивших дерево.

– Стоять на месте! Не двигаться! – выкрикнул лесник, подбегая к ним со своим слабеньким фонариком. Там было что-то около восьми парней, и я решил, что они удерут. Но они удирать не собирались – как раз наоборот. Они набросились на лесника. Я подскочил ему на выручку, и в конце концов мы их всех уложили.

После этого я стал главной темой разговоров в соседней деревне. Меня окрестили «бойцом». Это, конечно, не «тигр», как мой отец, но все равно я не возражал.

Несколько дней спустя появился представитель полиции и снял мои отпечатки пальцев. Мне даже не верилось. Возможно, я и перегнул палку с теми парнями, но я же выручал лесника, когда на него напали. Но я сдержался и решил не выступать, чтобы не попасть в неприятности. Я примерно догадывался, как все было на самом деле. Эти браконьеры подкупили лесника, чтобы срубить парочку деревьев, а он подставил меня. Я специально пошел в угольщики, чтобы быть подальше от мошенников и воров, выдававших себя за образцовых граждан Северной Кореи. Но, оказывается, спасения от таких не было нигде.

Я постепенно привыкал к работе, как вдруг пришла телеграмма от жены. Предельно лаконичная. «15 АПРЕЛЯ РОДИЛСЯ СЫН. СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ».

Я даже растерялся. Ребенок Масако умер. Из-за этого у меня произошел психологический срыв, и я решил превратиться в отшельника. И моя новая жизнь вполне меня устраивала. Но теперь вдруг возник этот ребенок. Какая-то часть меня была в буйном восторге. Другая – не очень…

Когда я сообщил об этом своему начальнику, он обрадовался так, будто это у него родился сын. Притащил огромный мешок клейкого риса, семян кунжута, красных бобов, гору обычного риса – все из неприкосновенного запаса.

– Ты должен ехать. Передай наилучшие пожелания твоей жене от меня! – улыбнулся он.

Я был просто поражен. Я не то что его улыбки не видел, я даже толком и голоса его не слышал – молчуном он был, и вообще человеком закрытым, нелюдимым. А в тот день добрее его не было на Земле. Я отправился домой, ошарашенный и сконфуженный, но счастливый – я думал об этих сокровищах, которые я собрался вручить жене.

19-го числа я прибыл к жене, и мой шурин приветствовал меня. Жена дремала с моим новорожденным сыном рядом с нею. Когда она проснулась и увидела меня, то так обрадовалась, что даже расплакалась.

– Я не думала, что ты приедешь, – призналась она.

Меня не было больше полугода, и она уже решила, что я бросил ее.

Наш ребенок появился на свет в день рождения Ким Ир Сена. Я лично не считал это добрым предзнаменованием. Мало того, что он родился в тот же день, что и этот ужасный человек, но в этот же день в 1964 году пожар уничтожил наше жилище. С другой стороны, в этот день вся страна получала ежегодные продовольственные пайки, так что, возможно, все было не так уж и плохо.

Моя жена рассказала мне, как было дело. Они с братом получили немного клейкого риса в честь дня рождения Вождя. Распарили его и собрались испечь рисовые пышки – редкое удовольствие, и тут внезапно у нее начались схватки.

Она внезапно замолчала, потом вновь продолжила извиняющимся тоном.

– Извини, – в явном смущении произнесла она. – Но я решила назвать нашего ребенка Мёнхва (Мёнхва – женское имя. – Прим. ред. ). Я думала, мы вместе выберем имя, но тебя ведь не было, и уже и не ждала тебя.

Я удивился.

– Но в телеграмме… Ты же написала, что родился мальчик.

Жена виновато взглянула на меня.

– Я знаю. Просто я подумала, что, если написать, что родилась девочка, ты бы мог не приехать… Иное дело – сын.

– Не говори глупостей! Мальчик… девочка… Не важно, все равно это прекрасно.

Я был так рад, что сам сделал праздничный десерт из клейкого риса и красных бобов (традиционное корейское угощению ко дню рождения. – Прим. ред. ). Мы пригласили соседей к себе отпраздновать день рождения дочери.

Видя личико безмятежно спящей малышки, я решил работать еще усерднее. Но чуть позже реальность снова навалилась на меня во всей своей жестокости: я был женат и теперь у меня было уже двое детей. И сколько бы я ни вкалывал, все равно из нищеты мне не вылезти. Мне просто не позволяли выбраться из нее, как бы я ни старался. И детям моим предстояло то же самое – тяжкая, беспросветная жизнь.

Проснувшись на следующий день, я ощутил, что все мои наивные иллюзии улетучились. Я вновь ощутил полнейшую безнадегу. Жена заметила мое настроение, это было видно по ее лицу. Но ни слова не сказала.

Я решил навестить отца, сестру и сына.

Хочхоль был страшно рад моему приезду. Он не отходил от меня весь день, не оставляя меня ни на минуту. Такие они, наши дети, – им ничего не стоит с улыбкой разбить вам сердце. Отец уже видел Мёнхва, и радости его не было границ. Масако все еще не оправилась от пережитого. Она теперь работала на фабрике по производству фруктового сока в Тончхон-ри, но это, казалось, никак не улучшило ее настроя. Да я тоже успел поостыть от первой радости возвращения – прежнее и привычное чувство безнадежности снова вернулось. И не мог отделаться от мысли, что, если семью постигнет еще одна трагедия, я просто больше не выдержу.

Я решил выйти из дома пройтись. И встретил старых знакомых. Хоть они всегда и презирали меня, но, как ни странно, остановились поболтать. Рассказали мне о новой жительнице деревни. Похоже, речь шла о какой-то зажиточной возвращенке из Японии, недавно высланной из Хамхына. Слишком уж роскошествовала в Хамхыне, вот тайная полиция и решила отправить ее в нашу глухомань. Строго говоря, ей светил концентрационный лагерь, но люди поговаривали, что она наверняка подкупила кого надо.