Александр Ливергант - Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

В общей сложности Вирджиния Вулф написала о русских писателях семнадцать эссе, в сборники «Обыкновенный читатель» не вошедшие. Слово «русский» фигурирует в названиях многих ее критических работ: «Русская точка зрения», «Русский взгляд», «Русский фон». Чаще всего Вулф обращалась к Достоевскому и Чехову [143] Достоевскому В.Вулф посвятила три эссе: «Больше Достоевского» (1917), «Малый Достоевский» (1917), «Достоевский в Крэнфорде» (1919). О Чехове пишет в пяти: «Чеховские вопросы» (1918), «Русский фон» (1919), «Вишневый сад» (1920), «Русская точка зрения» (1925), «Дядя Ваня» См. статью Н.И.Рейнгольд «Русское путешествие Вирджинии Вулф» в кн. «Обыкновенный читатель». , много писала и о Тургеневе, о Толстом. И о представителях модного в Европе десятых-двадцатых годов Серебряного века – таких, как Валерий Брюсов, например. И о писателях «второго ряда», как, скажем, Аксаков. И даже «третьего», как Елена Милицына.

В рассуждениях о русских писателях так же, как и о писателях английских, Вирджиния Вулф демонстрирует искусство компактного, меткого и глубокомысленного суждения. Мимолетного – и вместе с тем точного, взвешенного; одна из статей о Тургеневе так и называется: «Мимолетный взгляд на Тургенева». Ее «мимолетные» высказывания о Тургеневе, Достоевском, Чехове – пример, как и в прозе, острой, цепкой наблюдательности; Вулф-критик владеет редким искусством нащупать в предмете исследования главное.

«Своеобразие Тургенева как раз и состоит в этой двойственности: на тесном пространстве кратких глав он одновременно производит два противоположных действия. Зоркий его глаз замечает всё до мельчайших подробностей… Теперь очередь за толкователем, который показывает, что даже пара перчаток имеет значение для характеристики или идеи… Краткие тургеневские главы полны контрастов. В пределах одной страницы мы встречаем иронию и страсть; поэзию и банальность; протекающий кран и трели соловья».

Исследуя прозу Тургенева [144] Тургеневу Вулф посвятила три эссе: «Мимолетный взгляд на Тургенева» ( Times Literary Supplement , 1921), «Силач без крепких кулаков» ( Nation and Athenaeum , 1927) и «Романы Тургенева» ( Times Literary Supplement , 1933). , Вирджиния Вулф подробно останавливается на повышенном эмоциональном фоне его книг, на особенностях его философии и стиля:

«Тургенев обладает необыкновенной силой эмоционального воздействия: у него и луна, и люди, сидящие за самоваром, и голос, и цветы, и тепло сада – живут одним ослепительно прекрасным мгновением…» («Мимолетный взгляд на Тургенева»).

«Тургеневские романы под стать поздним зрелым плодам на старом-престаром дереве… Емкость его прозы, продуманный отбор каждой детали, любая из его книг плотна и насыщенна. Тургенев – экономнейший из писателей» («Силач без крепких кулаков»).

«Он обладает в огромной степени еще и редким даром пропорции, равновесия, дает нам… обобщенную и гармоничную картину мира… Слух Тургенева на чувство, несмотря на его огрехи рассказчика, поразительно верен… В его книгах “живет красота”, потому что он стремился писать самой сутью своего “Я” художника» («Романы Тургенева»).

Останавливается на его поэтике, на том, чем отличается проза Тургенева от прозы Достоевского. В дневнике Вирджинии мы находим подробный сравнительный анализ творческих подходов двух великих русских писателей. Сравнивая Тургенева с Достоевским, и не в пользу последнего, Вулф задумывается о таком важном для модернистской критики вопросе, как отношения писателя и читателя; идея авторской «опеки» над читателем, столь свойственной классической литературе, ей, как и Джойсу, Элиоту, Лоуренсу, претит:

«Т. писал и переписывал. Отделяя необходимое от не необходимого. Д. же говорил, что важно всё. Но Д. нельзя читать дважды… Как узнать, форма Д. лучше или хуже формы Т.?.. Идея Т. состоит в том, что писатель указывает на главное, а читатель домысливает остальное. Д. же снабжает читателя всей возможной помощью и всеми мыслимыми подсказками, недооценивает возможности читателя…» [145] «Дневник писательницы». С. 243–244. 16 августа 1933 г.

Нетрудно заметить, что здесь Вирджиния Вулф себе противоречит – причисляет Достоевского к «архаистам», тогда как в другом месте говорит о Достоевском как о «новаторе», освободившем литературу «от старой мелодии».

В своей главной чеховской статье «Чеховские вопросы» (1918) Вулф использует личные и притяжательные местоимения первого лица множественного числа: «Остается для нас загадкой», «он к нам ближе», «Чехов – наш единомышленник».

Ни к кому – ни к Толстому, ни к Достоевскому, ни к Тургеневу – писательница, при всей любви и уважении к ним, не «напрашивалась» в ученики, последователи. В случае же с Чеховым она прямо заявляет о прямой связи английского модернизма с русским классиком. Отмечает, чту непосредственно она позаимствовала у Чехова.

А позаимствовала – многое: неоднозначность, загадочность описываемых событий; банальный сюжет с подтекстом, который важнее текста; бездействие, которое важнее действия; нарочитое отсутствие героики: «В нем, как и в нас, нет ничего героического». А также – полное отсутствие жизнеутверждающих эмоций, мрачный, скорее даже серый, тусклый фон: «Он знает, что современная жизнь – грустная штука». И принципиальное нежелание давать ответы на вопросы, «которые ставит жизнь»; ощущение «неопределенности и неразрешимости» в финале.

Не вполне понятно, правда, где писательница увидела в финале чеховских рассказов «жирную точку»: «Жирная точка в конце рассказа совершенно не соответствует ощущению неопределенности и неразрешимости…» В рассказах и пьесах Чехова, равно как и в рассказах и романах самой Вирджинии Вулф, «жирных точек» не бывает.

Главное же – позаимствовала чеховскую атмосферу: «…странные оборванные фразы, такие зыбкие и одновременно в самую точку… Персонажи говорили откровенно и всегда неопределенно, будто думая вслух… мысли едва сцеплялись, высекая искру» [146] Рецензия В.Вулф ( New Statesman , 1920) на постановку «Вишневого сада» в «Art Theatre». Перевод Н.И.Рейнгольд. .

Впечатление такое, будто Вирджиния Вулф рецензирует не Чехова, а самое себя.

В эссе «Малый Достоевский» и «Достоевский в Крэнфорде» Вулф нащупывает излюбленный прием писателя, который очень точно определяет как «взвинчивание действия». А также пытается разобраться в отношениях писателя с его героями:

«Каждый эпизод поставлен на грань – еще минута, и всё закончится или бредом, или исступленностью… Любая книга Достоевского оставляет впечатление необъятной перспективы…» («Малый Достоевский»)

«Мера его сочувствия своим героям такова, что его смех перерождается на наших глазах в свою противоположность. Из веселья он превращается в злую насмешку, от которой совсем не смешно». («Достоевский в Крэнфорде») [147] Перевод Н.И.Рейнгольд. .