Джеймс Коми - Высшая степень преданности. Правда, ложь и руководство

В то время в Ричмонде обсуждалась приватизация городских кладбищ. Руководители одной компании на встрече с Янгом заинтересовались участием в тендере на кладбища. Мэр сказал им, что их шансы выиграть тендер существенно повысятся, если они наймут в качестве «консультантов» определённых людей, таких как его младший священник в «Четвёртой Баптистской». Впоследствии компания выписала чеки на тысячи долларов, среди прочих, тому младшему священнику. Банковские записи показали, что священник обналичил чеки, а затем передал деньги мэру.

Мы с моим коллегой прокурором Бобом Троно встретились с тем молодым священником. В нём было что-то, вызвавшее у меня желание помочь ему. Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал, что верю, что он хороший человек, что он сделал что-то в качестве услуги своему наставнику и главному пастору его церкви, мэру Леонидасу Янгу. Из чего мы могли сказать, что молодой священник не оставил себе сколько-нибудь денег из тех, что помог присвоить мэру Янгу. Признай это, сказал я ему, и с тобой будет всё в порядке. Солги, и я стану преследовать тебя за это в уголовном порядке. Однажды мэр Янг сдаст тебя, сказал я ему. Он покрылся потом, но настаивал, что кладбищенская компания наняла его ради его экспертной оценки, и что он не давал каких-либо денег Янгу.

Я ощущал глубокую грусть, когда встреча закончилась, так как мог заглянуть в будущее, чем оно обернётся для молодого пастора из Ричмонда, которого впереди ждала многообещающая карьера. Леонидасу Янгу было предъявлено официальное обвинение, он признал свою вину в вымогательстве, и был приговорён к заключению в федеральной тюрьме. В рамках усилий по снижению длительности этого заключения, он назвал помощника пастора как одного из своих сообщников в отмывании денег. Молодому священнику предъявили обвинение и признали виновным во лжи во время следствия. В ходе судебного разбирательства, на котором в качестве обвинителя выступил Боб Троно, Леонидас Янг свидетельствовал против него. Молодого пастора приговорили к пятнадцати месяцам заключения в федеральной тюрьме за ложь. Я не упоминаю в своей книге его имя, потому что надеюсь, что у него после тюрьмы сложилась хорошая и счастливая жизнь.

Глядя в окно своего кабинета на Манхэттене и вспоминая того молодого священника, мне стало за себя стыдно. Он не был знаменит. Возможно я был единственным человеком за пределами Ричмонда, знавшим его имя. И вот я, окружной прокурор Соединённых Штатов на Манхэттене, мешкаю предъявить обвинение Марте Стюарт, так как это вызовет волну критики. Я действительно подумывал отпустить её, потому что она была богатой и знаменитой. Что за ошибка правосудия. Каким же я был трусом.

Я попросил Дэйва Келли выяснить, как много людей в Соединённых Штатах осудили за предыдущий год за ложь федеральным следователям. Сколько «обычных людей» солгали и затем дорого заплатили за это? Ответ был две тысячи. Келли сказал, что мне нужно перестать заламывать руки; это было правильно, и мне следовало продолжать. Он был прав. Я сказал своим сотрудникам предъявить официальное обвинение Марте Стюарт и решил, что Карен Сеймур поведёт это дело в суде.

Обвинение Марты Стюарт стало моим первым опытом в получении потока ненависти и ярости в ответ на внимательно и вдумчиво принятое решение. Люди просто не могли, ради всего святого, понять, как я мог раздуть из мухи слона в попытке уничтожить Марту Стюарт. Очевидно, я вышел из-под контроля, принимая решения, которые не поддержит ни один разумный человек. Натиск был мощным, но я был спокоен, что мы приняли правильное решение правильным образом. Это также окажется хорошей практикой на будущее, которое я не мог даже представить тогда. Стюарт была признана виновной и приговорена к пяти месяцам заключения в федеральной тюрьме в Альдерсоне, штат Западная Вирджиния.

Случай со Стюарт напомнил мне, что система правосудия — это система доверия. Мы действительно не можем каждый раз сказать, когда люди лгут или прячут документы, так что когда можем доказать это, то просто должны так и поступать в качестве послания каждому. Люди должны опасаться последствий лжи системе правосудия, или эта система не будет работать.

Было время, когда большинство людей боялись попасть в ад, если нарушат клятву, данную именем Господа. То божественное устрашение незаметно ушло из нашей современной культуры. Его место должен занять страх оказаться в тюрьме. Люди должны бояться, что их жизни перевернутся с ног на голову. Они должны бояться, что их фотографиями будут пестреть газеты и вебсайты. Люди должны бояться, что их имя навечно станет ассоциироваться с преступным деянием, если мы хотим, чтобы у нас была страна с верховенством закона. Марта Стюарт откровенно солгала системе правосудия. Чтобы защитить институт правосудия и укрепить культуру установления истины, ей следовало предъявить обвинение. Я полностью уверен, что если снова так сложатся обстоятельства, Марта Стюарт больше не солжёт федеральным следователям. К сожалению, многие другие из встречавшихся на моём пути продолжали совершать те же самые дурацкие поступки.

* * *

В качестве окружного прокурора Соединённых Штатов на Манхэттене я докладывал заместителю генерального прокурора в Министерстве юстиции в Вашингтоне. Заместитель генерального прокурора — часто называемый ЗГП [15] DAG, Deputy attorney general — заместитель генерального прокурора. — прим. перев. — был должностным лицом номер два, главным операционным директором министерства. Все в этой организации, за исключением небольшого личного штата генерального прокурора, докладывали ЗГП, который уже докладывал генеральному прокурору. Это была безумная организационная структура, которую вы можете найти лишь в правительстве. Но я подумал, что это, вероятно, было сделано для того, чтобы работа была интересной.

Летом 2003 года Ларри Томпсон, служивший тогда на этом посту, пришёл ко мне на Манхэттен. Он выдохся, и сказал мне, что осенью уходит. Он собирался рекомендовать Белому дому Джорджа У. Буша, чтобы я сменил его на посту заместителя генерального прокурора. Было ли мне интересно?

Ответ был положительным. Мне нравилось быть окружным прокурором Соединённых Штатов, но Нью-Йорк, как и прежде, был не из лучших для меня и моей семьи мест. По причине стоимости жизни мы жили в пятидесяти милях к северу от моего офиса. Постоянное мотание туда-сюда сделало для меня очень сложным видеться с Патрис и детьми так часто, как мне бы хотелось. Оно означало множество пропущенных концертов, игр и родительских собраний. Я однажды покинул офис в 4 часа дня, чтобы успеть на игру Младшей лиги в 6 часов, и из-за жуткого трафика пропустил почти всю игру. Такие вещи причиняли мне боль. Не тем я хотел быть. Если бы мы перевезли детей в Вашингтон, я знал, что у меня была бы работа, на которой я был бы очень занят, но ещё я знал, что смог бы избежать трёх или четырёх часов на дорогу каждый день. Конечно, была опасность в переезде ближе к политическому сердцу страны. Один нью-йоркский журналист высказал мнение многих моих коллег, написав статью под названием «Мистер Коми перебирается в Вашингтон», написав, что я, несомненно, сохраню своё чувство юмора, когда перееду в Вашингтон; более сложный вопрос заключался в том, не потеряю ли я свою душу. Признаю, я разделял эту озабоченность, но этот переезд будет лучше для моей семьи. И как это может быть плохо?