Джеймс Коми - Высшая степень преданности. Правда, ложь и руководство

Это был один из первых моих опытов в Вашингтоне, когда мотивы принятия решений людьми основывались на их партийной преданности. Для демократов было очевидно, что ключевые члены республиканской администрации подрывали справедливость, чтобы разрушить и покарать своих критиков. Для республиканцев почти столь же было очевидно, что это была охота на ведьм, направленная против людей, совершивших несущественную ошибку. Моей работой являлось сделать по меньшей мере одну их этих групп, или одну их этих группировок, очень недовольными.

Закон, запрещающий раскрытие личности агента разведки под прикрытием, требует наличия конкретного злого умысла. На основании соответствующего статута, было недостаточно продемонстрировать, что раскрывшие личность агента люди были глупыми или беспечными. Нам нужно было доказать, что эти люди знали, что сотрудница ЦРУ находилась под прикрытием, а также, что они знали, что раскрытие её имени являлось нарушением закона. Основываясь на том, что нам было известно к тому моменту, казалось маловероятным, что мы сможем доказать, по крайней мере, вне всяких разумных сомнений, что Армитидж или Роув действовали с требовавшимся преступным умыслом, когда беседовали с Новаком и другими репортёрами. Новак подтверждал их рассказ, что это были сплетни или ошибка, и, скорее всего, было недостаточно доказательств обратного.

Это поставило Министерство юстиции в трудное положение. Хотя расследовавшие это дело люди были профессионалами, я знал, что в условиях нехватки доказательств было бы очень сложно для возглавляемого республиканцем Джоном Эшкрофтом министерства убедительно закрыть расследование против своих коллег в той же администрации, не порекомендовав обвинения. Мы также не собирались выдвигать обвинения, лишь чтобы избежать упрёков в конфликте интересов. Ситуацию осложнял тот факт, что Карл Роув руководил одной из политических кампаний Джона Эшкрофта в его родном штате Миссури до того, как Эшкрофт стал генеральным прокурором. В довершение всего, Скутер Либби, в чьём поведении всё ещё нужно было разобраться, был старшим должностным лицом Белого дома, с которым часто взаимодействовали Эшкрофт и старшие должностные лица Министерства юстиции.

Способность Министерства юстиции внушать доверие является его краеугольным камнем. Американский народ должен видеть, что отправление правосудия не зависит от политики, расы, класса, религии или какой-либо из множества других причин, делящих людей на группы. Мы должны были сделать всё, что могли, чтобы защитить честную и беспристрастную репутацию министерства, его водоём истины и доверия. Эшкрофт понимал это, и когда я встретился с ним, чтобы обсудить мою рекомендацию ему сделать самоотвод от участия в деле, он согласился. Я тотчас назначил Патрика Фитцджеральда, тогда служившего окружным прокурором Соединённых Штатов в Чикаго, специальным советником по надзору за ходом расследования. Хотя Фитцджеральд был политическим назначенцем и моим близким другом, у него была прочная независимая репутация, и, будучи окружным прокурором США в Чикаго, он находился достаточно далеко, чтобы не считаться частью руководства исполнительной власти. Я пошёл даже на один шаг дальше: так как я также был старшим политическим назначенцем президента Буша, то делегировал Фитцджеральду все свои полномочия исполняющего обязанности генерального прокурора. Я оставался его руководителем, но ему не нужно было спрашивать у меня разрешения предпринимать в деле какие-либо шаги, подчёркивавшие независимость расследования.

В декабре 2003 года я провёл пресс-конференцию, чтобы объявить об этом назначении. Министерство юстиции регулярно делало заявления для прессы о важных событиях в своей работе, включая решения о предъявлении обвинений или подаче исков, а также об урегулировании тех дел. В вопросах, представлявших значительный общественный интерес, министерство уже давно подтверждало результаты расследований, а также сообщало о результатах расследований без предъявления обвинений. Всегда, когда назначается специальный прокурор для наблюдения за деятельностью президентской администрации, это большая новость, и, предсказуемо, моё решение не пользовалось большой популярностью в Белом доме Буша. Спустя неделю после этого объявления, я замещал генерального прокурора на заседании кабинета с президентом. По традиции, госсекретарь и министр обороны сидели по бокам от президента за столом в Зале заседании в Западном Крыле Белого дома. Министр финансов и генеральный прокурор располагались на противоположном конце стола, по бокам от вице-президента. Это означало, что, замещая генерального прокурора, я находился по левую руку от вице-президента Дика Чейни. Я, человек, только что назначивший специального прокурора, чтобы вести расследование в отношении его друга и самого старшего и доверенного советника, Скутера Либби.

Пока мы ждали президента, я подумал, что следует проявить вежливость. Я повернулся к Чейни и сказал: «Господин вице-президент, я — Джим Коми из Юстиции».

Не поворачивая ко мне головы, он ответил: «Я знаю. Я видел вас по телевизору». Затем Чейни устремил взгляд вперёд, словно меня тут не было. Мы молча ждали президента. Мой вид на Бруклинский мост ощущался очень далёким.

Я в самом начале заверил Фитцджеральда, что скорее всего это назначение продлится пять-шесть месяцев. Требовалось проделать кое-какую работу, но это будет проще пареной репы. На протяжении следующих четырёх лет под яростными нападками республиканцев и правых СМИ, словно маниакальных капитанов Ахабов [18] Один из центральных персонажей знаменитого романа Г. Мелвилла «Моби Дик». Одноногий мрачный капитан, одержимый идеей убить гигантского белого кита. В конце романа погибает вместе со своим кораблём и большей частью команды. — прим. перев. , он много раз напоминал мне об этом, расследуя проигрышное с самого начала дело. Фитцджеральд поступил в точности, как я ожидал, когда взялся за него. Он провёл расследование, чтобы просто понять, кто из правительства разговаривал с прессой о сотруднице ЦРУ, и о чём они думали в тот момент. После тщательного изучения, он остановился на том, что не удивило меня в отношении Армитиджа и Роува. Но часть, касавшаяся Либби — по общему признанию, основное слабое звено, когда я передал ему это дело — оказалась сложнее.

Либби не только солгал о своём взаимодействии с Тимом Рассертом, заявив, что от того услышал имя агента под прикрытием, но восемь чиновников администрации Буша дали показания, что обсуждали с Либби имя агента под прикрытием. Вскрылись новые факты, свидетельствовавшие о том, что Либби активно обсуждал с репортёрами эту сотрудницу ЦРУ, по просьбе вице-президента, чтобы «задвинуть» истории, критиковавшие обоснование администрацией вторжения в Ирак. Почему Либби — адвокат, окончивший юридический факультет Колумбийского университета — солгал, не совсем понятно. Может, не захотел признаться, что утечка началась в офисе вице-президента, что вызвало бы политические проблемы, либо не захотел признаться разгневанному президенту Бушу, что был среди источников утечки.