Джеймс Коми - Высшая степень преданности. Правда, ложь и руководство

Тем вечером я провёл много времени на телефоне с руководством «Полугодовой команды», выслушивая их доклад о том, что сказала госсекретарь Клинтон. Ничто из сказанного не удивило профессионалов, которые за прошедший год провели сотни, если не тысячи часов, ходя кругами вокруг бывшего госсекретаря, читая тысячи её электронных писем и опрашивая всех из её окружения. По словам Клинтон, она не была искушена ни в технологиях, ни в безопасности, и пользовалась личным аккаунтом для удобства, чтобы избежать поддержания одновременно правительственного и личного аккаунтов электронной почты, и не считала секретным содержимое тех электронных писем. Нехватка технических знаний наглядно видна в её мемуарах, «Что случилось», в которых она, похоже, намекает, что её личный сервер в Чаппакуа был защищён от взлома, потому что стоял в доме, охраняемом Секретной службой. Взлом сервера осуществляется через интернет, а не путём разбивания стекла подвального окна. Во время опроса она также сказала, что считала, что они с её персоналом успешно «обходили» чувствительные темы, метод работы, ставший необходимым из-за плохой коммуникационной инфраструктуры Государственного департамента, не обеспечивавшей безопасность и надёжность электронной почты и телефонов у неё и её старших сотрудников. В этом была доля правды, но, к разочарованию её команды, это не меняло правил касательно секретной информации. Во время опроса Клинтон также сказала, что делегировала другим просмотр и удаление своей электронной почты, полагая, что они удалят лишь чисто личные электронные письма, и её не было ничего известно о каких-либо попытках воспрепятствовать правосудию.

После обсуждения и тщательного изучения её ответов, в её комментариях мы не нашли ничего, что могли бы вне всяких разумных сомнений счесть ложью. Ни на каком из этапов следователи не поймали её на лжи. Она ни разу не призналась в преступлении и не дала понять, что знала, что то, что она делала со своей электронной почтой, было неправильным. Неважно, поверили мы ей или нет, у нас не было веских доказательств обратного. И не было никакой дополнительной работы, которую должны были бы проделать следователи. Это дело было закончено. Теперь американцам необходимо было узнать, что установило ФБР.

Я провёл с командой воскресенье и понедельник, работая над заявлением. Мы решили сделать его живым и личным, так чтобы люди услышали это одновременно, и мы упорно работали над тем, чтобы, как собирались, выдержать профессиональный внепартийный тон. Мы сделаем его коротким и не вызывающим вопросов, но постараемся предложить как можно больше деталей и открытости. Мы считали, что детали того, что мы сделали, и что установили, были жизненно важны для доверия к расследованию и заявлению. Каждое слово заявления было изучено группой юристов ФБР, чтобы убедиться, что оно соответствует закону и политике Министерства юстиции.

Утром 5 июля я нервничал по целому ряду причин. Было ощущение, что я собирался навредить своей карьере. «Ничего», — сказал я себе, — «тебе пятьдесят пять лет, у тебя есть деньги в банке и десятилетний срок, и ты не хочешь быть где-нибудь ещё; ты не стараешься забраться выше». Ещё я нервничал, потому что мне нравились и генеральный прокурор, и заместитель генерального прокурора, а я собирался взбесить их, не скоординировав с ними публичное заявление по громкому делу, потому что любая координация могла быть воспринята как политическое влияние. Хотя я чувствовал, что обязан был позвонить им до того, как сделаю своё заявление, чтобы сказать им, что делаю его, при этом я не собирался говорить им, о чём собираюсь рассказать. Неловко.

Когда я позвонил Салли Йейтс, то рассказал ей, что собираюсь сделать заявление по делу Клинтон, и что не координировал своё заявление с Министерством юстиции. Когда я сообщил ей эти новости, она не задала вопросов. Хотя я никогда не говорил с ней об этом, думаю, Йейтс понимала, что я делаю, и почему, и ценила это. Реакция генерального прокурора Линч была немного другой. Она лишь спросила: «Что вы будете рекомендовать?»

«Прошу прощения, но не собираюсь отвечать на это», — ответил я. — «Очень важно, чтобы я не координировал его каким-либо образом с министерством. Надеюсь, однажды вы поймёте, почему». Она ничего не сказала.

Я повесил трубку и вышел из кабинета. По пути я остановился, чтобы дать указание разослать электронное письмо всем сотрудникам ФБР. Я хотел, чтобы они сначала услышали это от меня:

Всем:

Когда я отправляю это, я собираюсь спуститься по лестнице и сделать заявление СМИ о нашем расследовании в отношении использования личного сервера электронной почты госсекретарём Клинтон, когда она была госсекретарём. Прикрепляю копию заявления, которое собираюсь сделать. Вы сразу обратите внимание, что я собираюсь предоставить больше деталей относительно нашего процесса, чем мы обычно даём в связи с расследованием, включая нашу рекомендацию Минюсту не предъявлять обвинение. Я делаю это, так как считаю доверие американцев к ФБР драгоценной вещью, и хочу, чтобы они поняли, что мы провели это расследование компетентно, честно и независимо. Люди за пределами ФБР могут не согласиться с результатом, но я не хочу, чтобы были какие-либо сомнения, что оно было аполитичным и профессиональным, и что наши выводы справедливы, тщательно взвешены, и являются исключительно нашими. Я не координировал и не просматривал текст заявления с кем-либо, кроме небольшой группы должностных лиц ФБР, работавших над расследованием. Больше в правительстве никто понятия не имеет, что я собираюсь сказать, и так и должно быть.

Выше много местоимений «я», но это расследование и выводы являются продуктом большой и талантливой команды ФБР, состоящей из агентов, аналитиков, технических специалистов, юристов и многих других. Я держался поблизости лишь для того, чтобы просто убедиться, что у команды есть все ресурсы, которые им требуются, и что никто не вмешивается в их работу. Никто и не вмешивался. Я с гордостью представляю их работу, и ФБР в целом. Мы проделали её так, как ожидал и заслуживал американский народ.

Я намеренно надел золотой галстук, чтобы не предстать в одном из привычных цветов политических групп, красном или синем. Я подумывал о том, чтобы попытаться запомнить текст заявления, но мы до последнего момента продолжали вносить небольшие изменения в словах, так что это было невозможно. Моя замечательная группа по связям с общественностью выяснила, как спроецировать текст на заднюю стену комнаты, чтобы я мог отслеживать его, пока говорил.

Меня ругали, включая мою любимую семью, за «сикрестирование» [34] Сикрестировать (Seacresting it) — делать перерыв в самый критический момент реалити-шоу. Названо так в честь Райана Сикреста, часто и успешно применяющего этот приём на дедушке всех реалити-шоу, «Американском идоле». — прим. перев. , под чем они подразумевают имитацию драматической паузы — «но, сперва реклама» — телеведущего Райана Сикреста. Я сделал это неумышленно, но теперь вижу, что они имели в виду. Я полагал, что если начну с вывода, что мы рекомендуем не выдвигать обвинения, никто не станет слушать остальное. А остальное, что я сказал, было критичным для уверенности американского народа в том, что ФБР было компетентным, честным и независимым.