Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Брежнев доверялся Черненко и часто, ничего не спрашивая, подписывал заготовленные им резолюции. Или же Константин Устинович просто получал от Брежнева устное согласие и писал на документе: «Леониду Ильичу доложено. Он просит внести предложение». Все, вопрос решен…

Брежнев сидел на пятом этаже, Черненко – на шестом. Он даже не стал читать записку, а сказал Воротникову:

– Оставь, а о приеме известим.

Черненко действительно все устроил. Брежнев на следующий же день принял Воротникова. Брежнев выглядел тогда неплохо, правда, располнел. И у него появились первые проблемы с зубами, вернее, с зубными протезами. Речь становилась невнятной. Генеральный заговорил о межхозяйственных животноводческих комплексах, о мелиорации, удобрениях. Медленно и вдумчиво читал записку, одобрительно комментировал по ходу чтения. Заодно сказал о Кулакове:

– У нас дельный секретарь ЦК Федор Давыдович Кулаков. Контактный, его уважают на местах. Хороший мне помощник.

Кулаков был очень предан Брежневу, заботился о том, чтобы первые секретари не забывали лишний раз демонстрировать генеральному свою преданность. В июле 1974 года тот же Воротников приехал на пленум ЦК и на сессию Верховного Совета. Зашел к Кулакову по сельским делам. В конце беседы Федор Давыдович, как и в прошлый раз, невзначай заметил:

– Вам следовало бы информировать о делах и генерального секретаря.

Вечером Воротников пришел на Старую площадь, поднялся на пятый этаж. В приемной уже было человек тридцать первых секретарей. В семь вечера всех пригласили в кабинет генерального секретаря. Брежнев заговорил о сельском хозяйстве, о ходе уборки зерновых, о транспорте, потом о сахарной свекле, о мелиорации, о том, что надо использовать северные реки, потому что в Средней Азии колоссальная нехватка воды и под угрозой сбор хлопка. Потом словно потерял интерес к беседе.

«Видно было, что генсек устал, как-то сразу сник, – вспоминает Воротников. – От начального активно-напористого поведения не осталось и следа. Я тогда объяснил такое состояние чрезмерной перегрузкой в работе. Он и сам подчеркивал это. Однако последующие встречи с Леонидом Ильичом, его внешний облик, поведение, разговор явно говорили о нарастании болезненного состояния».

В декабре Воротников опять побывал у Кулакова, увидел, что его предложения о совершенствовании управления сельским хозяйством завязли в аппарате. Понял, что нужно идти к генеральному секретарю. От Кулакова поднялся на пятый этаж к Брежневу. В приемной сидела знаменитая в те годы Ядгар Садыковна Насриддинова, которая несколько лет была председателем Совета Национальностей Верховного Совета СССР.

Ядгар Садыковна, по образованию инженер по постройке железных дорог и путевому хозяйству, пошла по комсомольской линии. Хозяин Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов, о котором еще пойдет речь в этой книге, сделал ее вместо себя председателем Верховного Совета республики. Но в 1974 году ее карьера сломалась. Вокруг Насриддиновой пошли нехорошие слухи, ее сняли с должности, и теперь она пришла просить Брежнева о новом назначении.

Секретарь сказал Воротникову:

– Леонид Ильич не планировал никого принимать. Но сейчас у него Анатолий Федорович Добрынин, наш посол в Соединенных Штатах. Подождите, я спрошу, примет ли он вас.

Когда Добрынин вышел, секретарь заглянул к Брежневу. Выйдя, он попросил Ядгар Садыковну зайти и предупредил Воротникова, что его тоже примут. Через сорок минут настала очередь Воротникова. Леонид Ильич ворчливо сказал:

– Заходи, Воротников. Все говорите, что надо беречь Брежнева, а сами нагружаете. Вот Насриддинова вымотала мне душу.

Ядгар Садыковна все-таки упросила дать ей должность. Вскоре она была назначена заместителем министра промышленности строительных материалов, поскольку в молодости была строителем. В 1978 году ее отправили на пенсию. Через десять лет, в ноябре 1988-го, против Насриддиновой возбудили уголовное дело. Ее обвиняли в получении взяток и злоупотреблении служебным положением, исключили из партии. Но в декабре 1990 года прокуратура РСФСР прекратила уголовное дело за отсутствием состава преступления…

Генсек был расстроен и заторможен. Говорил медленно, ему, похоже, мешали зубные протезы. Брежнев, не спрашивая, зачем пришел Воротников, стал говорить о разных вещах. Воротников успел только сказать, что в области все хорошо, и стал прощаться. Брежнев положил ему руку на плечо и проводил до двери.

По словам людей, его знавших, Кулаков не был равнодушным человеком, цинично наблюдавшим за бедственным положением сельского хозяйства. Он говорил Горбачеву о том, что в Центральной России деревня погибает, зарастает лесом, люди разбегаются. Те, кто знал Кулакова по работе в ЦК, называют его порядочным, доброжелательным, располагающим к себе человеком, с которым можно было говорить на любые темы.

Газета «Сельская жизнь» опубликовала записку Кулакова, откликнувшегося на одну из публикаций:

«тт. Антонову С.Ф.,

Месяцу В.К.,

Золотухину Г.С.,

Паскарю П.А.,

Мочалину Ф.Н.,

Карлову В.А.

Статья в газете «Сельская жизнь» «Накопили граммы, потеряли тонны» – это прямое обвинение нас в нерадивости… Прошу разработать и внести конкретные мероприятия по приемке скота и молока непосредственно в колхозах и совхозах и перевозке транспортом заготовительных организаций. Срок – три месяца».

Видно, что статья задела Кулакова за живое, и он мобилизовал всю свою рать, тех руководителей министерств и отделов ЦК, которые ему подчинялись:

– Сергей Федорович Антонов с октября 1965 года был министром мясной и молочной промышленности;

– Валентина Карповича Месяца в марте 1976 года назначили министром сельского хозяйства;

– Григорий Сергеевич Золотухин с апреля 1974 года руководил союзным Министерством заготовок;

– Петр Андреевич Паскарь был председателем Совета министров Молдавии, а в июле 1976 года его перевели в Москву и сделали первым заместителем председателя Госплана по сельскому хозяйству;

– Федор Иванович Мочалин заведовал отделом легкой и пищевой промышленности;

– Владимир Алексеевич Карлов – сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС.

Бывший член политбюро Александр Николаевич Яковлев в те годы руководил отделом пропаганды ЦК:

– Я в отношении Кулакова расхожусь с обычными оценками. У нас сложились доверительные отношения. Если я звонил, то в любое время мог к нему зайти, поговорить. Он фигурой был мятущейся. Не ортодокс. Кулаков был за экономические реформы. Он мне прямо говорил: «Многое не работает! Я не против колхозов, но там, где они не работают, зачем они нужны? Только ради твоей идеологии?» Он был единственный, к кому я зашел, когда меня убрали из ЦК, – вспоминает Яковлев. – Мы с ним выпили. Он сам позвонил: зайди. Рассказал, что происходило на политбюро. Кулаков расчувствовался и даже плакал, говорил, что плохая обстановка в политбюро, что он не может убедить руководство в необходимости перемен, все разговоры, как горох об стенку. Мне его было жаль…