Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Цинев контролировал Девятое управление КГБ (охрана политбюро) и, как говорят, ведал прослушиванием высших государственных чиновников. Когда в 1982 году, после смерти Суслова, Андропов перейдет в ЦК, он будет пребывать в уверенности, что и его прослушивают.

Цвигун и Цинев между собой не ладили. Это тоже устраивало Брежнева. При этом каждому из своих верных паладинов Леонид Ильич оказывал знаки внимания. Начальник столичного управления госбезопасности Виктор Алидин помнил день и даже час – 11:50 16 июня 1980 года, когда у него состоялся разговор с Брежневым – после того, как генеральный секретарь, поохотившись, прислал ему знатный кусок кабанятины.

Брежнев добывал дичь в охотничьем хозяйстве в Завидово примерно в ста сорока километрах от Москвы. Говорят, что здесь когда-то охотился сам Иван Грозный. Завидово находилось на балансе Министерства обороны. Еще в 1929 году здесь появилось военно-охотничье хозяйство Московского военного округа. В 1971 году Завидово стало Государственным научно-опытным заповедником. Это было любимое место тогдашнего министра обороны Андрея Гречко, страстного охотника.

Руководитель хозяйства получил генеральские погоны. Офицерские звания давали и некоторым егерям. Егерь, который охотился вместе с Брежневым, первым в армии стал полным кавалером ордена «За службу Родине». Брежнев любил пострелять и трофеями делился с приближенными. Это был знак особого расположения, почище ордена к юбилею.

Генерал Алидин позвонил Брежневу поблагодарить за кабанятину. Леониду Ильичу было приятно:

– Я не досмотрел, какой-то период не посылал тебе «дары природы», виноват… Кабан требует стопку водки в выходной день вместе с семьей. Обязательно под кабана надо выпить.

Генерал Алидин бодро говорил:

– Леонид Ильич, мы, старая гвардия, желаем вам хорошего здоровья. Рады, когда видим вас по телевизору жизнерадостным и бодрым. Докладываю вам, что оперативная обстановка в Москве и Московской области хорошая.

Брежнев с понимаем сказал:

– Вашему аппарату трудно. Я не раз говорил Юрию Владимировичу о необходимости помогать московскому управлению. Вы на переднем крае работаете.

– Мы ощущаем большую помощь Центрального комитета, вашу лично, Леонид Ильич! Нам много помогает Юрий Владимирович Андропов. Мы всегда в строю и с задачами справимся…

Леонид Ильич прежде всего ценил преданность. И, напротив, ему не нравилось, когда люди, может быть, и хорошо делали свое дело, но не выказывали личной преданности.

Генерал Владимир Медведев, личный охранник Брежнева, вспоминал, как Леонид Ильич часто просил его:

– Соедини меня, Володь, с этим, как его…

– С кем?

– Ну, с писателем…

– С Цвигуном?

– Да, да.

Цвигун в конце разговора, прощаясь, говорил:

– Леонид Ильич, граница на замке!

Такая вот у него была шутка.

Брежнева страсть Цвигуна к изящным искусствам не смущала. Он был снисходителен к мелким человеческим слабостям преданных ему людей. В Цвигуне он не сомневался.

Академик Чазов пишет, что Брежнев изрядно подорвал свое здоровье неумеренным приемом снотворных. Когда-то врачи внушили ему, что он должен спать не меньше девяти часов в день. Столько не получалось. Брежнев нервничал и требовал снотворных. Один лечащий врач наотрез отказывался выдавать ему таблетки, считая, что это вредно, другой, более равнодушный к пациенту, щедро отсыпал горсть таблеток – не ссориться же с генеральным секретарем из-за такой мелочи! Кроме того, Брежнев каждого, с кем общался, выспрашивал, какое тот принимает снотворное, и просил поделиться.

Андропов давал Брежневу безвредные пустышки.

Генерал Медведев: «Между двух огней оказался первый заместитель председателя КГБ С.К. Цвигун. Он знал, что его шеф дает вместо лекарств пустышки, и сам Андропов предупреждал его об ответственности. Но отказать генеральному секретарю «в личной просьбе» у него не хватало мужества. Цвигун передавал настоящие сильно-действующие снотворные».

Академик Чазов: «Брежнев, считая Цвигуна своим близким и доверенным человеком, изводил его просьбами об успокаивающих средствах. Цвигун метался, не зная, что делать: и отказать невозможно, и передать эти средства – значит, усугубить тяжесть болезни. А тут еще узнавший о ситуации Андропов предупреждает:

– Кончай, Семен, эти дела. Все может кончиться очень плохо. Не дай бог, умрет Брежнев даже не от этих лекарств, а просто во времени совпадут два факта. Ты же сам себя проклинать будешь…»

Брежневская когорта свято блюла интересы своего покровителя, понимая, что без него они и дня не продержатся в своих креслах. Цвигун был одним из самых преданных Брежневу людей. Никогда в жизни он не сделал бы ничего, что могло повредить Леониду Ильичу. Теперь уже известно, что никакого дела Галины Брежневой не существовало. Но она действительно была знакома с некоторыми людьми, попавшими в поле зрения правоохранительных органов. Однако ими занималась милиция, а не госбезопасность. Цвигун тут вовсе был ни при чем.

Василий Петрович Трушин, бывший секретарь Московского горкома, накануне Олимпиады назначенный начальником Главного управления внутренних дел столицы, рассказывал профессору Владимиру Некрасову, знатоку истории МВД:

– Задержали как-то спекулянтку, через нее вышли на «цыгана» из Большого театра, который поставлял ей товары. От «цыгана» следы повели к Галине Брежневой. Об этом доложили и Щелокову, и Гришину.

«Цыган» – это Борис Буряце. В том же 1982 году его приговорили к семи годам тюремного заключения по статье 154, часть 2 (спекуляция) Уголовного кодекса РСФСР. Он отсидит четыре года и в конце 1986 года выйдет на свободу. А еще через несколько месяцев арестуют мужа Галины Брежневой – Юрия Чурбанова, и Буряце будет навещать Галину Леонидовну…

Но в 1982 году до этого было еще далеко, и никто из участников этой истории и подумать не мог о том, что вскоре с ними произойдет. Узнав об аресте Бориса Буряце и его показаниях, министр внутренних дел Николай Щелоков недовольно сказал Трушину:

– Решай вопросы о Галине с ее мужем, не впутывай меня в это дело.

Мужем Галины был Юрий Чурбанов, первый заместитель министра внутренних дел СССР. Трушин сказал Чурбанову, что для следствия нужны показания Галины. Наутро Юрий Михайлович прислал ему заявление, подписанное Галиной Леонидовной, о том, что она никакого «цыгана» не знает и дел с ним не имела. Трушин передал документ тем, кто вел расследование.

Вдруг ему позвонил недовольный Щелоков, приказал срочно приехать в министерство и захватить с собой это объяснение Галины Брежневой. Увидев Трушина, Щелоков стал ему выговаривать: