Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

– Если мне приходится уезжать, я чувствую себя спокойно, когда в Москве Михаил Андреевич.

Люди знающие утверждали, что Брежнев презирал все свое окружение. Суслов был единственным человеком, которого он уважал и с которым считался.

– Если Суслов принял какое-то решение, – говорил мне бывший член политбюро академик Александр Яковлев, – никто не мог его отменить. Суслов фактически был хозяином в ЦК.

В те годы, когда Суслов был секретарем ЦК по идеологии, Александр Яковлев руководил отделом пропаганды. Я спросил у Александра Николаевича:

– А вот ваш бывший коллега по отделу пропаганды ЦК Георгий Смирнов вспоминал, как Суслов подписал какую-то бумагу и уехал в отпуск, а в его отсутствие Кириленко это решение преспокойно отменил.

– Это значит, что Кириленко сходил к Брежневу и с ним договорился, – сказал Яковлев. – Такое могло быть только с согласия генерального секретаря. Сам Кириленко не посмел бы отменить решение Суслова.

Яковлев вспоминает, как пару раз на заседаниях секретариата Суслов говорил:

– Нет, не будем принимать это предложение.

Руководитель какого-нибудь из отделов ЦК испуганно вскакивал со стула со словами:

– Михаил Андреевич, но этот вопрос согласован с Леонидом Ильичом!

На что Суслов спокойно отвечал:

– Я переговорю с ним.

Больше никто возражать не смел. Слова Суслова означали, что вопрос закрыт. Брежнев, разумеется, не был номинальной фигурой. Если он говорил: сделайте так, а не иначе, то Суслов проявлял лояльность, на конфликт никогда не шел. Но в реальности Суслов был полным хозяином в партии, потому что Брежнев дал ему карт-бланш. Леонид Ильич по характеру любил царствовать, а не править. Ордена, почет, аплодисменты – это ему нравилось, он любил произносить доклады и принимать иностранные делегации, а заниматься чем-то конкретным ему не хотелось. Он охотно оставлял текущие дела Михаилу Андреевичу.

Брежнев знал, что ему не надо бояться Суслова: тот никогда не станет его подсиживать. Михаил Андреевич искренне отказался от поста генерального секретаря. Его вполне устраивало место второго человека. Кстати говоря, первый допрос младшего лейтенанта Ильина, который пытался убить Брежнева, проводил сам Андропов. Ильин объяснил, что хотел убить Брежнева, потому что он довел страну до бедственного положения. А вместо Брежнева государство возглавил бы Суслов. Младший лейтенант Ильин был, наверное, единственным человеком, который хотел видеть Михаила Андреевича хозяином страны…

Анатолий Сергеевич Черняев, который много лет проработал в аппарате ЦК КПСС, вспоминает, что мнение Суслова было для аппарата законом. Никто не решался выяснять, его ли это инициатива или он согласовал свои позиции с Брежневым. При этом Суслов вел себя очень ровно. У него не было любимчиков, он казался бескорыстным и скромным. Его далекие деревенские родственники писали ему в Москву письма, просили помочь с жильем. Из ЦК на казенном бланке приходил ответ: просим не отвлекать Михаила Андреевича от важных государственных дел.

Над другими членами политбюро смеялись, Суслов не давал повода для шуток. Улыбку вызывали только его пристрастие к калошам и старого покроя костюмам и привычка ездить со скоростью чуть ли не сорок километров в час.

Сухой, сдержанный человек, Суслов казался сделанным из металла. Это, конечно, не так. Бывший член политбюро Виталий Иванович Воротников вспоминал, как Суслов, который был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР от Тольяттинского избирательного округа, приехал на встречу с избирателями в Куйбышев.

«Мне казалось, – писал Воротников, – что М.А. Суслов – невозмутимый, уверенный в себе человек. Но, побыв с ним рядом, особенно перед его выступлением на собрании, когда он нервно перебирал листки, уточнял с помощником некоторые факты, оценки, выводы по тексту, я увидел, что это не совсем так. Первые сбивчивые фразы выступления, неуверенный фальцет – я понял: волнуется и этот, представлявшийся мне железным, человек».

В Сызрани Михаил Андреевич вдруг попросил показать ему вокзал. Поехали. Он внезапно направился в ресторан и вошел в него. Сопровождающие почувствовали себя неуютно – вокзальный ресторан известно как выглядит. К визиту высокого гостя никто не готовился.

«Михаил Андреевич, – вспоминал Воротников, – постоял, сощурившись, посмотрел в зал, улыбнулся и, не проходя далеко, вышел. По его просьбе немного прошли от вокзала по Советской улице (бывшей Большой Дворянской). Вернувшись к вагону, он объяснил нам причину своего интереса.

В 1920 году юный Миша Суслов пришел пешком в Сызрань из Хвалынского уезда Саратовской губернии, где работал в комитете бедноты. Потолкался здесь на вокзале и в городе несколько дней и уехал в Москву учиться. С тех пор в Сызрани не был. Сейчас, вспоминая об этом, он оживился, говорил быстро, с радостными интонациями.

Ему импонировало, что сохранилось здание вокзала, на том же месте ресторан, да и главная улица мало изменилась. Мы ожидали разноса за вокзальное бескультурье, а ему, наоборот, все понравилось, напомнило юные годы…»

Но это было редчайшим движением души.

Суслов был фантастическим догматиком и не допускал ни малейшего отклонения от генеральной линии. Он органически боялся живого слова и гноил тех, кто пытался выйти за разрешенные рамки. Академик Георгий Арбатов в свойственной ему образной форме так сказал о Суслове:

– Михаил Андреевич всегда знает, где яйца, и, как их ни прячь, не закутывай, он их сразу увидит и… чик, отрезал.

Михаил Андреевич следил за каждым словом, контролировал в партийном хозяйстве любую мелочь. Анатолий Черняев, который был заместителем заведующего международным отделом ЦК, вспоминает, как Суслову принесли проект решения политбюро, в котором только что закончившийся визит Брежнева в ФРГ назывался «историческим». Михаил Андреевич выражение «исторический визит» заменил на «политически важный». И пояснил: генеральному секретарю предстоит визит в Чехословакию, вот он и будет (!) историческим…

Как бы отнесся Михаил Андреевич к посетителю, который заговорил бы с ним о неладах в семье генерального секретаря?

По неписанным правилам партийной этики, все проблемы, связанные с семьей генерального секретаря, председатель КГБ обсуждал с ним один на один – и то, если ему хватало решимости. Однажды Андропов робко завел речь о том, что муж медсестры, которая ухаживает за генеральным секретарем, слишком много болтает, поэтому, может быть, есть смысл сменить медсестру? Имелось в виду, что между Брежневым и медсестрой возникли отношения, выходящие за рамки служебных.

Брежнев жестко ответил Андропову: