Скотт Макконнелл - Айн Рэнд. Сто голосов

Однажды мы отдыхали после дискуссии, как она выражалась, на «деловые темы», и разговор сам собой перешел к Человеку, который смеется Виктора Гюго. Я рассказал ей о том, что, когда впервые прочитал эту книгу в начале 1970-х годов, она оставила по себе столь яркое впечатление, что в голове моей буквально сложилась киноэкранизация этого романа. Глаза ее зажглись восторженным интересом, и она сказала: «И у меня тоже. С чего начался ваш фильм?»

Я сказал: «Колышущаяся черная вода, плеск волн, звуки драки, а по экрану бегут титры». Она удивилась: «Но почему черная вода?» Я объяснил ей, и услышав мое объяснение, она обрадовалась, зажглась энергией, почти детским энтузиазмом. Более того, вставила этот кадр в свой умственный фильм.

Беседовали ли вы с ней об искусстве?

Не слишком подробно. Но говорили о различных произведениях искусства и моем восприятии их. Помню, что, кроме Гюго, мы обращались к Бетховену, Рахманинову, различным вариантам нравившегося мне джаза, Сирано де Бержераку Ростана, поэзии Ницше и ужасам современного мира искусства.

Что вы говорили о Бетховене?

Мы говорили о нем, потому что он глубоко трогал меня, а ее оставлял равнодушной; она считала, что он допускал существование недоброжелательной, злой вселенной [257] Теория, предполагающая, что «человек по самой природе своей беспомощен и обречен» ( The Virtue of Selfishness, стр. 56). . Я рассказал ей, что сходил на симфонический концерт, чтобы послушать музыку Бетховена, и был глубоко потрясен ею, после чего мы немного поговорили на эту тему, так как ей было интересно.

Задавала ли она какие-нибудь вопросы, чтобы узнать, что именно вам нравится?

Насколько я помню, в каждом конкретном случае общей нитью являлись возникавшие у меня образы, настроения, отклики, связанные с произведениями искусства.

Обсуждали ли вы с ней текущие дела?

Не помню, чтобы мы подолгу говорили с ней о современных проблемах. Помню только то, что подчас она не верила тому, что мы ей говорили. Хорошим примером могут стать Jesus freaks [258] Термин «Иисусов торчок» относится к контркультуре конца 1960-х и начала 1970-х годов. Нередко использовался в качестве уничижительного для участников движения Иисуса. ( Прим. пер. ) на тротуарах Америки. Она не могла даже представить себе такой глубины порочности, и поэтому считала, что мы шутим с ней.

Расскажите мне об эпистемологических мастерских.

Я жил не в Нью-Йорке, и поэтому посещал только один или два писательских курса, и некоторые — но не все — эпистемологические мастерские. Последние проводились в той же небольшой гостиничной комнате, что и семинары. Активно интересующихся философией было примерно пятнадцать человек, и они сидели с внешней стороны расставленных овалом столов. Нефилософы сидели позади группы, и им не было позволено участвовать в обсуждении. Я принадлежал к числу этих слушателей.

Опишите ее манеру преподавания.

Она являлась без церемоний, рассчитывая на то, что все уже собрались и готовы приступить к делу. И никакой предваряющей болтовни, кроме дружелюбного приветствия. Она садилась, доставала из сумочки сигареты и зажигалку и клала их на стол. Никаких записок. Никаких бумаг. Никакой ручки. Никакого ВОЭ. После чего принимала вид самый серьезный и деловой, и заседание начиналось.

Айн Рэнд была человеком организованным, руководящим, очень властным — но и очень терпеливым в своих объяснениях и внимательным к вопросам. Присутствующие скоро понимали силу и организованность ее ума, включая способность следить за всем происходящим и его связью с тем, что было ранее сказано в мастерских.

Расскажите мне о том, что происходило во время занятий в мастерских.

Собрания, насколько я помню, продолжались три и более часа. Одному из участников заранее давалась тема, а также час на то, чтобы обсудить ее лично с мисс Рэнд в мастерской. Должно быть, какая-то часть ВОЭ, может быть, глава — не уверен. Эта процедура занимала около часа, a потом оставшееся время занимала сессия вопросов и ответов по предложенному материалу. Все ошибки в цитатах из ВОЭ немедленно исправлялись ею. Она помнила не только каждое слово и каждую запятую, но и то, по какой причине они оказались на своем месте.

Поскольку вопросы и комментарии были адресованы ей, она выглядела сосредоточенной, пытливой и деликатной. И чем важнее оказывался вопрос, тем более оживленной и внимательной она становилась. Она проявляла удивительное терпение ради того, чтобы вопрос и проистекающие из него следствия получили адекватное разъяснение, особенно в связи с тем, что некоторые из присутствующих в недостаточной степени понимали объективизм или же, по необходимости соглашаясь с его положениями, находились в плену глубоко ошибочных воззрений или купированных психоэпистемологий.

При всем моем опыте общения с ней эти занятия сделались самой удивительной демонстрацией присущих ей силы ума и благожелательности. Она непринужденно владела огромным объемом информации. Поняв направленный к ней вопрос, она без всякого труда отвечала на него исчерпывающим образом, в том числе заставляя спрашивающего осознать следствия своего вопроса, и даже заранее отвечала на возможные боковые ответвления основной линии дискуссии, к которым последняя, по ее мнению, должна была обязательно прийти. И все это происходило в самой тактичной и выдержанной манере, даже в тех случаях, когда — как мне казалось — ее оппонент переступал рамки приличия и почтительности.

Давайте обратимся к другим аспектам жизни и характера мисс Рэнд. Помните ли вы какие-нибудь примеры проявленного ею чувства юмора?

Она, безусловно, обладала чувством юмора и легко проявляла его. Самым ярким моим воспоминанием остался эпизод, происшедший в ее гостиничном номере после одной из бесед. Я до сих пор вижу ее, откинувшуюся на постель или диван и рассказывавшую нам о том, как они вместе с Изабель Паттерсон пытались изобразить, какой была бы жизнь, если воспринимать ее умом бобра. Она смеялась, с удовольствием вспоминая сценку, a я удивлялся тому, насколько точной была ее память.

Можете ли вы вспомнить какие-нибудь проявления ее гнева?

Только на публике, но не в той приватной обстановке и аудитории, свидетелями которых я был. На публике, однако, случались такие оказии, когда она позволяла себе выразить раздражение, вызванное враждебным и злобным поведением оппонентов и тех людей, которые пытались использовать созданную ею трибуну и аудиторию для выражения пренебрежения и насмешки над нею. Яркий пример подобной ситуации возник во время публичных дебатов, когда Альберт Эллис попытался выставить нелепыми и осмеять героев ее произведений [259] Альберт Эллис (1913–2007) — создатель рационально-эмоциональной поведенческой психотерапии. ( Прим. пер. ) . Она поднялась на ноги и громким и твердым голосом поставила его на место.