Скотт Макконнелл - Айн Рэнд. Сто голосов

Она сказала, что во всей ее взрослой жизни слезы ее видела только я.

Как это случилось?

Это произошло в машине, после того как мы выбрали участок. Она претерпела огромную утрату. Он был ее жизнью. Она разрыдалась.

Как она изменилась после смерти мистера О’Коннора?

Она перестала гулять и делать зарядку. В известном смысле она позволила себе умереть. Перестала делать вещи, полезные для здоровья. Воля к жизни начала оставлять ее.

Она говорила с вами на эту тему?

Нет-нет, разве что однажды я сказала ей: «Тебе нужно выйти на улицу и погулять, чтобы не застаивалась кровь». Кажется, она ответила: «Ну и что?» После смерти Фрэнка я позвонила ей, проверяя, как она себя чувствует. Элоис была в отпуске, и она ничего не ела. Я сходила в продовольственный магазин, купила продукты и приготовила ей еду. Я спросила ее о том, почему она не сказала мне, что у нее нет еды, и она ответила, что забыла об этом.

Вскоре после этого она легла в госпиталь. Обладая полномочиями адвоката в медицинской области, я одна имела право принимать решения. Я знала условия завещания: наследником Айн становился ее друг Леонард Пейкофф. Все свои решения я обсуждала с ним. Она получила весь должный уход и лечение, доступные в то время, и Леонард принимал все решения вместе со мной. Наконец она попросила вернуть ее домой, чтобы там умереть. Она понимала, что ничего больше сделать нельзя. И я выписала ее из госпиталя.

A ее смерть?

Когда я привезла ее домой в машине «скорой помощи», она пожала мою руку, улыбнулась и сказала: «Спасибо». Я знала, что везу ее домой умирать. Доктор сказал нам обеим, что если ее перевезти домой, она умрет.

То есть если бы она осталась в госпитале, то прожила бы подольше, так?

Я спрашивала об этом врача, и он сказал, что не знает сколько. Однако после возвращения домой речь могла идти только о нескольких неделях. Оставшись в госпитале, она могла бы протянуть подольше, может, несколько месяцев, но поправиться не могла.

И как она отреагировала на подобную перспективу?

Она хотела вернуться домой и умереть. И она просила отвезти ее домой. Я обсудила с ней все последствия, но она была непреклонна.

Но, зная и уважая Айн Рэнд, разделяя с ней кое-что общее, я не могла отказать ей в праве делать собственный выбор. Я не хотела и не могла лишить ее этого права. И я сказала, что отвезу ее домой. Леонард приглядел за обустройством квартиры, так, чтобы она получала самый лучший возможный уход.

Расскажите мне о ее похоронах.

Леонард позаботился обо всех деталях, которые не предусмотрела она. Он положил ей в гроб их обручальные кольца и фотографию Фрэнка. Его похоронили с ее фото.

Можете ли вы сказать, что Айн Рэнд в жизни следовала собственному учению?

О да [смеется], именно поэтому у меня было с ней столько хлопот.

Вы имеете в виду социальное обеспечение и так далее?

Да.

Как бы вы подытожили собственное мнение об Айн Рэнд?

Она была очень искренним человеком. Эта женщина верила во все то, что говорила. И была открытой до самого дня своей смерти. Я любила ее такой, какой она была — полной жизни, яркой, уверенной.

Дана Берлинер ребенком дважды была в гостях у Айн Рэнд. В настоящее время она является старшим адвокатом в Institute for Justice, некоммерческой юридической фирме, представляющей «людей, чьи самые насущные жизненные интересы попираются правительством». Она является дочерью Майкла и Джуди Берлинер.

Дата интервью: 24 ноября 1999 года.

Скотт Макконнелл: Сколько вам было лет при первом знакомстве с Айн Рэнд?

Дана Берлинер: Мне было одиннадцать лет, когда я познакомилась с ней в 1978 году [354] Эта встреча произошла 5 сентября 1978 года. . В то время из ее произведений я читала только Гимн.

Как вы познакомились с ней?

Тем летом я гостила в Нью-Йорке у Гарри Бинсвангера, и он повел меня к ней в гости. Я слышала о ней едва ли не с младенческих лет и потому определенно хотела познакомиться. Я была очень взволнована, чуточку испугана, потому что не знала, как она отнесется к ребенку. В то время она была для меня едва ли не мифологическим персонажем.

Расскажите мне об этой первой встрече.

Помню, что она удивила меня своей приветливостью. Я ожидала, что она окажется даже несколько страшной, однако она была очень и очень мила, и я даже подумала, что она похожа на чью-то бабушку. С ней было очень легко говорить.

О чем же вы говорили?

В основном об учебе. Она расспрашивала меня о моей школе, о том, что мне в ней нравится, и какие у нас бывают уроки. Она также спросила меня о том, выражают ли мои учителя свои мнения, позволено ли им занимать какие-то позиции. Она сказала, что, по ее убеждению, учителя должны иметь собственное мнение и что, когда дети имеют объект обсуждения, это лучше, чем когда им приходится спорить, не имея определенного направления в споре.

То есть она хотела, чтобы учителя делали определенные оценки и выводы?

Да. И когда мы разговаривали о том, должны или нет учителя выражать идеи и собственные оценки, разговор, кажется, шел об изучении истории.

Мисс Рэнд давала вам какие-нибудь советы?

Давала, когда мы говорили об образовании, о вопросах — и в понятных ребенку терминах — о значении разума и аналитического подхода. Я думаю, что это было, когда мы разговаривали о мнениях учителей, и она спрашивала: «Каковы твои исходные положения? Что заставляет тебя так говорить? Чем это подтверждается?» — и тому подобное. Словом, это были не столько советы, сколько руководство к тому, как надо мыслить.

Во время разговора об учителях я спросила ее: «А что делать, если у них неправильное мнение?» И она сказала, что все равно лучше, если у них есть мнение, и что у класса тогда появляется возможность подумать. И попытаться понять, в чем ошибка.

Какие вопросы вы ей задавали?

Я спросила ее о том, как она относится к детям. Она ответила, что детство — это такое время, когда оживает твой ум, и что дети способны понимать разные предметы и обдумывать их. Думаю, это было связано с темой нашего разговора о том, что хорошо, когда учителя высказывают собственные мнения, так как дети в таком случае получают возможность обсудить их.

Помните ли вы другие части вашего разговора и то, насколько участвовал в нем Гарри?

Гарри присутствовал при нашей беседе, однако говорил немного. Мы также разговаривали о Гимне, и я рассказала ей, что думаю об этой вещи, a она, кажется, спросила, поняла ли я, о чем эта книга.

Преодолели ли вы собственное волнение?

Почти сразу, потому что она отнеслась ко мне настолько тепло, дружелюбно и приветливо. Разговаривая, она смотрела на меня, ей было интересно, она улыбалась. Она прислушивалась к моим словам и реагировала на них.