Скотт Макконнелл - Айн Рэнд. Сто голосов

Так какие же аспекты писательского дела вы обсуждали?

Мы обсуждали вопрос темы, способы сочинения повествования. Она всегда подчеркивала тот факт, что люди читают книгу не для того, чтобы закончить чтение на середине. Они читают для того, чтобы узнать, чем все закончилось, и надеются, что финал окажется настолько занимательным, что оправдает все время, потраченное на чтение. Читатель должен добраться до конца книги и сказать: «Вау, вот самая лучшая часть книги!» Словом, мы беседовали примерно на такие темы.

Ей нравился мой роман Я сам вершу суд [I, the Jury (1947)] и самый конец его, потому что все заканчивалось вполне определенным образом. То есть: «Я победил». Бабах! И она сама тоже была такой. Она была великой писательницей. Я отказываюсь считать ее автором. Я всегда считал ее скорее писателем, чем автором.

Ей нравилась такая позиция. И ей нравилась Ночь одиночества [One Lonely Night (1951)]. Эта книга потрясла ее.

Мы с ней были на ты. Дело не в том, что мы были собратьями по ремеслу. Мы были друзьями по самой сути. Мы много смеялись вместе, и нам было интересно разговаривать о всяких вещах. На самом деле в наших разговорах не было никаких глубин. Мы не обсуждали мировые проблемы. Я знал, что она замечательный экономист и ценил этот факт. Я знаю, что люди до сих пор спрашивают друг друга: «А кто такой Джон Голт?»

Словом, нам было приятно общество друг друга. Иногда находятся такие люди, способные подружиться, и остается только удивляться тому, что им удалось это сделать. Но такими были мы с ней, и нам было хорошо вместе. Нам было приятно беседовать. У нас никогда не было разногласий. Я никогда не интересовался политикой. Она интересовалась политикой. Но в разных аспектах.

Мы прекрасно ладили. Нас можно было считать ровесниками, и нас соединяло в той или иной степени общее прошлое. Мы не принадлежали к богатым. Мы пережили годы Великой депрессии. И могли обсуждать связанные со всем этим темы. В годы Второй мировой войны я был пилотом истребителя, и могли говорить об этом. Мы помнили это время. И могли обсуждать такие вещи, которые обыкновенно обсуждают только с друзьями. Не думаю, чтобы у нее было много добрых друзей, с которыми она могла откровенничать так, как откровенничала со мной.

Вы подписывали свои письма ей «С любовью, Микки», и мисс Рэнд подписывала свои «С любовью, Айн».

Да. Я помню. Мы были очень хорошими друзьями. Трудно объяснить дружбу.

Диапазон наших бесед менялся от возвышенного до смешного. Мы любили поговорить об издательской тупости. Помню, однажды я рассказал ей об издателе, который уверял меня, что заметит любую ошибку в моей книге. Даже в том случае, если я сделаю ее преднамеренно, чтобы подколоть его. Я сказал ему: «Не заметишь», и мы заключили пари на тысячу долларов. Вернувшись домой, я сел писать книгу. Потом он прочел ее, пришел ко мне и сказал: «Так ты не сделал здесь никаких ошибок». Я ответил: «Ошибаешься». Этот парень жил в Нью-Йорке, однако книга настолько увлекла его, что он пропустил ошибку. Я поместил пункт оплаты проезда не в том конце моста Джорджа Вашингтона.

А знаете, что было действительно забавно? Ее заинтересовали книжки моих комиксов. Это была, так сказать, литература второго сорта, однако она неплохо оплачивалась, и я занимался этим делом перед войной, писал для нью-йоркского издательства Funnies, Inc. Она хотела узнать все об этой форме писательского мастерства, ей было интересно с экономической точки зрения. И это тоже литература. Нравится вам это или нет, однако многие молодые люди научились читать на комиксах. Я среди прочих работал на Classic Comics.

Позвольте мне рассказать забавную историю, связанную с книгой для Classic Comics. Я однажды рассказал ее Айн Рэнд — и она решила, что это великолепно. Я был в семье единственным ребенком и научился писать и читать еще до того, как пошел в школу. Я читал с жадностью и прочитывал все, что попадалось мне в руки. Наверно, я был в пятом классе, когда однажды учительница достала толстую книгу и сказала: «Когда-нибудь, дети, вы научитесь читать подобные книги». Она держала в руках Моби Дика Мелвилла, и я сказал: «Мисс Фишер, мне нравится эта книга». Она посмотрела на меня и сказала: «Ты никак не мог прочесть эту книгу». И я сказал: «Зовите меня Измаил».

Что именно интересовало мисс Рэнд в деле писания комиксов?

Сама литературная форма, которой до тех пор мало кто занимался. Она носила изобразительный характер, и ее заинтересовало то, что мы писали первоклассные тексты, предназначенные для широкой аудитории. А широкой аудиторией располагает только хороший писатель. Айн была и в самом деле хороша. У нее осталось еще много ненаписанных книг.

Читали ли вы книги мисс Рэнд до знакомства с ней?

Я прочел все ее произведения, имевшиеся в продаже, однако любимой моей книгой был Атлант расправил плечи. Со мной случилась странная история. Я споткнулся о проволоку и растянул лодыжку и поэтому угодил на пару недель в кресло. Я прочел за это время все книги, которые подвернулись под руку, а среди них оказался пухлый томик под названием Атлант расправил плечи. Я сказал себе тогда: «Ого, придется прочесть». И приступил к делу, но оказалось, что просто не могу выпустить эту книгу из рук.

Почему?

Настолько она была хороша. Мне она нравится целиком. Все, что написано о Риардене, о его стали и обо всем прочем. Кроме того, вся книга была превосходно написана. Читать ее всегда интересно. Я скажу вам сейчас кое-что забавное. В New American Library мне рассказали, что было такое время, когда люди крали книги Атлант расправил плечи. Снимали с нее суперобложку, а книгу крали. Эта книга привлекла к Айн внимание общества.

А какого мнения вы придерживаетесь в отношении философской идеи, положенной в основание этой книги?

В то время наши философии во многом совпадали. Мы любили героев. И не любили бродяг.

Знаете, что по-настоящему зацепило меня? Айн надписала для меня экземпляр Атланта , и когда разразился ураган Хьюго [в сентябре 1989 года], книга погибла. Погибла вся моя библиотека. У меня была единственная библиотека в Маррелл-инлет… Это была крошечная рыбацкая деревенька, когда я поселился в ней. В моей новой библиотеке книг от пола до потолка, и в ней нет книг Айн Рэнд. А ведь были абсолютно все до этого урагана. Я потерял все. Потерял дом. Все пластинки. Все картины. У меня осталось немногое из вещей. Что ж, потерял старое барахло, значит, иди и покупай новое.

А вы помните написанное ею посвящение?

O нет, конечно, теперь я его забыл. Такое теплое, длиной в целую страницу. Очень личное, из тех, которые читаешь и, перечитывая, вспоминаешь каждое слово.

Должно быть, вы слышали о ее… о ее так называемых учениках.