Юрий Агеев - Юность Бориса Пастернака

Марбургские улицы помнят шаги русских студентов, посланных Петром Первым на обучение во славу Отечества, среди которых был и будущий гений Михаил Ломоносов. Здесь жили всемирно известные сказочники Карл и Якоб Гримм. Был проездом Джордано Бруно, здесь жил Лютер. И здесь преподавал известный философ-неокантианец Герман Коген. Грузный шестидесятидевятилетний профессор пользовался огромным авторитетом среди студенчества, на его лекции стремились попасть, но оставался всего один семестр до отставки, два-три месяца, которые Пастернак, жадно стараясь уловить каждую мелочь, впитывал без остатка.

Комната, снимаемая поэтом, находилась на третьем этаже дома, принадлежащего госпоже Орт, вдове ветеринара. За домом начинался лес, с маленького балкона виднелась соседняя деревня, от которой к протекавшей речке Лан шли на водопой стада.

Сельский быт стирал городские границы, но Пастернак не останавливал своё внимание на столь прозаических явлениях. Романтик, он видел окружающее через поэтическую призму. Вот характерный отрывок из письма родителям, датированного 11-м мая: «Если бы это был только город! А то это какая-то средневековая сказка. Если бы тут были профессора! А то иногда среди лекции приоткрывается грозовое готическое окно, напряжение сотни садов заполняет почерневший зал и оттуда с гор глядит вечная, великая Укоризна. Если бы тут были только профессора! А тут и Бог ещё».

Нет, спокойного обучения здесь ждать не приходилось. Лирик брал дело в свои руки и последствия не замедлили разразиться. Пастернак влюбился. Он сделал предложение. Избранница — Ида Высоцкая, дочь крупного московского чаеторговца, подруга детства, немного помедлив, ответила отказом.

(«Марбург», 1916)

Ольга Фрейденберг, бывшая рядом во Франкфурте, вспоминает встречу в это время: «…Вдруг дверь открывается, и по длинному ковру идёт ко мне чья-то растерянная фигура. Это Боря. У него почти падают штаны. Одет небрежно, бросается меня обнимать и целовать. Я разочарованно спешу с ним выйти. Мы проводим целый день на улице, а к вечеру я хочу есть, и он угощает меня в какой-то харчевне сосисками. Я уезжаю, он меня провожает на вокзале и без устали говорит, а я молчу, как закупоренная бутылка.

У него тогда происходила большая душевная драма: он только что объяснился Высоцкой в любви, но был отвергнут. Я ничего этого не знала, но и мне он как-то в этот раз не нравился. Я не только была безучастна, но внутренне чуждалась его и считала болтуном, растеряхой…».

Семестр завершён и Пастернак покидает Марбург. Год спустя он оканчивает Московский университет с выпускным свидетельством о получении диплома первой степени. Известие о дипломе кандидата философии, оформленного ему через год, поэт проигнорировал и документ остался в архиве.

Философия не ушла от Пастернака, она претворилась в его стихах, связав первоначальную свежесть восприятия мира с логикой гения. Воистину «закон звезды и формула цветка» были интуитивно схвачены поэтом и доверены бумаге.

В Москву Пастернак вернулся с солидным поэтическим багажом. Брат ввёл его в литературное общество, состоящее, в основном, из начинающих. Пастернак оказался им не по силам. Неожиданность построения фраз, метафоры, усложнённый поэтический образ, свободное овладение размером на грани новаторства, разожгло у большинства чувство зависти. «Собратья по перу» стали насмехаться над «непонятными», «нерусскими» стихами, и это продолжалось относительно долго, пока кто-то из профессиональных литераторов не дал высокую оценку творческому поиску поэта. насмешки поутихли, в начале 1913-го года книгоиздательство «Лирика» выпустило коллективный сборник, в котором были и стихи Бориса Пастернака.

В «Охранной грамоте» Пастернак обошёл этот период, видимо, ощущая болезненность происходившего и не желая освещать сие в биографии.

И, наконец, в декабре 1913-го типографией П. Рябушинского был отпечатан поэтический сборник Пастернака — «Близнец в тучах».

Мнения в восприятии книги разделились от неумеренно восторженных, до совершенного неприятия. Ясно было одно: в литературу пришёл новый поэт.