Альберт Вильямс - О Ленине и Октябрьской революции

— Виновны! Виновны все! — таков был приговор. Виновны как враги революции. Виновны как защитники царя и эксплуататорских классов. Виновны как нарушители конвенций Красного Креста и законов войны. Виновны по всем статьям как предатели рабочих России и рабочих всего мира.

Под действием такого негодования жалкие пленники, оказавшиеся на скамье подсудимых, сжались и опустили головы. Некоторые из них предпочли бы стоять у стены под дулами винтовок. Но винтовки теперь охраняют их.

Пятеро матросов с винтовками на ремень встали у нижних ступеней. Антонов схватил одного из офицеров за руку и передал его матросу.

— Вот первый беззащитный и безоружный пленный, — сказал он. — Его жизнь в твоих руках. Сохрани ее во имя чести революции.

Отряд окружил пленного и вывел через арку на улицу.

С таким же напутствием был передан следующий пленный, а за ним еще и еще; каждого охраняла группа в четыре-пять человек. «Вот и покончили с этим дерьмом», — промолвил старик-крестьянин, когда последнего пленного передали конвою и процессия двинулась по Морской.

У Зимнего дворца разъяренная толпа напала на юнкеров и вырвала их из рук конвоя. Но революционные матросы атаковали толпу, отбили пленных и благополучно доставили в Петропавловскую крепость.

Революция не везде была достаточно сильной, чтобы смирить дикие порывы толпы. Не всегда ей удавалось вовремя остановить кровопролитные расправы. Хулиганы нападали на ни в чем не повинных граждан. В захолустье бандиты, назвавшись красногвардейцами, совершали гнусные преступления. На фронте генерал Духонин был вытащен из своего вагона и, невзирая на протесты комиссаров, растерзан в клочья. Даже в Петрограде разбушевавшиеся толпы забили до смерти нескольких юнкеров, а некоторых побросали в Неву.

Однако отношение революционного рабочего класса к человеческой жизни отразилось отнюдь не в подобных безумных и случайных поступках безответственных и разгневанных людей, а в одном из первых законов, изданных Петроградским Советом, как только он взял в свои руки бразды правления.

Как правящий класс рабочие были теперь в состоянии отомстить своим прежним эксплуататорам и палачам. Когда я видел, как они восстали и взяли власть в свои руки, захватив в то же время всех, кто порол, бросал в тюрьмы и предавал их, я опасался дикого взрыва мести.

Я знал, что тысячи рабочих, вставших теперь у руля правления, прошли ссылку в Сибири закованные в кандалы. Я видел людей без кровинки в лице, ослабевших после долгих лет, проведенных в этих гробах для живых — в каменных мешках Шлиссельбурга. Я видел глубокие шрамы, оставленные на их спинах казачьими нагайками, и мне на память приходили слова Линкольна: «Если за каждую каплю крови, пролитую от удара бичом, ударивший получит по удару мечом, то возмездие будет вполне правомерным и справедливым».

Но страшной кровавой бойни не последовало. Напротив, мысль о репрессиях меньше всего занимала рабочих. 28 октября Совет издал декрет об отмене смертной казни. То был не просто жест человеколюбия. Рабочие не только решили гарантировать своим врагам жизнь, но во многих случаях и даровать им свободу.

Многие зловещие личности старого режима были заточены Керенским в Петропавловскую крепость. Там мы видели Белецкого, начальника царской тайной полиции, который в свое время отправил в эти казематы бесчисленное множество людей. Теперь старая седовласая крыса сама изведала, что это значит. Здесь же находился бывший военный министр Сухомлинов, подозрительные связи которого с немцами привели к гибели в окопах десятков тысяч русских солдат. Эти два архимерзавца приняли нас самым лучшим образом, заявляя о своей невиновности и протестуя против «бесчеловечного обращения».

— Но большевики гуманнее Керенского, — заметили они, — нам дают теперь газеты.

Мы посетили в камерах также министров павшего Временного правительства и обнаружили, что они вполне добродушно говорят о своих злоключениях. Терещенко принял нас, сидя на койке с поджатыми под себя ногами и покуривая папиросу.

— Жизнь здесь не роскошна, — сказал он на безупречном английском языке, — но не по вине коменданта. Ему неожиданно дали дополнительно несколько сот заключенных, а пайков не добавили. Так что нам голодновато. Но получаем мы то же, что и красногвардейцы. И хотя они и косятся на нас, но делят с нами свой хлеб.

Молодых юнкеров мы застали за обсуждением приключений на телефонной станции. Некоторые из них развертывали содержимое передач от друзей или лежали, растянувшись на матрацах, и играли в карты.

Позже этих юнкеров освободили. Во второй раз им поверили на честное слово, и еще раз они обманули тех, кто выпустил их на свободу, и бежали на юг к белогвардейским армиям, собиравшим силы против большевиков.

Подобным же предательством отплатили большевикам за их великодушие тысячи белых. Своей собственноручной подписью генерал Краснов скрепил торжественное обещание не поднимать руки против большевиков, и его освободили. Он сразу же возглавил на Дону казачью армию, громившую Советы. Бурцев был освобожден из Петропавловки по приказу большевиков, и тоже немедленно присоединился к контрреволюционерам в Париже, став редактором грязного антибольшевистского листка. Тысячи тех, кого большевики отпустили из милосердия на свободу, перешли потом в белые армии, чтобы без жалости и сострадания убивать тех, кто даровал им жизнь.

История отметит, что русская революция, несравненно более глубокая, чем французская революция 1789 года, не превратилась в разгул мести. Это, в сущности, была бескровная революция.

Возьмите самые преувеличенные данные о жертвах, павших во время перестрелок в Петрограде, трехдневных боев в Москве, уличных боев в Киеве и Иркутске и во время крестьянских восстаний в губерниях. Сложите вместе всех убитых и разделите на общую цифру народонаселения России, не на 3 миллиона участников американской революции, не на 23 миллиона человек, участвовавших во французской революции, а на 160 миллионов человек, вовлеченных в русскую революцию. Цифры покажут, что за четыре месяца, понадобившихся Советам, чтобы утвердить и закрепить свою власть на огромной территории — от Атлантического до Тихого океана и от Белого моря на севере до Черного на юге, — было убито менее одного человека на каждые три тысячи населения России.

Конечно, это само по себе немало!

Но посмотрите на эти цифры в историческом аспекте. Что бы там ни было, но, когда национальные интересы Америки потребовали, чтобы мы отсекли навсегда раковую опухоль рабства, мы не остановились перед нанесением тяжелого удара по праву собственности, и при этом погибло по одному на каждые триста человек. Что бы там ни было, но крестьяне и рабочие считают необходимым отсечь от России раковую опухоль царизма, помещичьего землевладения и капитализма. Такая глубокая злокачественная опухоль требует серьезного хирургического вмешательства. И все же операция прошла без сколько-нибудь значительной потери крови. Ибо, подобно ребенку, великому народу свойственно не мстить, а прощать и не помнить зла. Мстительность чужда самому духу рабочего класса. В те первые дни он пытался вести гражданскую войну с наименьшими человеческими жертвами.