Степан Титов - Два детства

Последние километры ночью прихвачены, слезой отмечены. Трудно уже поднимать на плечо мешок, но тащить волоком можно! Хоть на метр, но ближе к дому.

Осветила яркая фара машины мальчишку, тянущего мешок, подобрал парня сердобольный шофер. Герман заявился среди ночи нежданно, замученный, от усталости повзрослевший.

Не придумано специальных упражнений для воспитания воли и закалки характера. А есть ли в них нужда? Упражнениями не выработаешь сознания, а сознание всегда найдет себе нужные упражнения. Ни к чему воспитывать волю вообще, на всякий случай. Все это будет подобно топору без топорища. Мечта, цель, само дело — надежный черенок, на который можно насадить острое орудие воли.

Поздний зимний вечер. Возвращаюсь из школы. Окна нашей хаты заметены снегом, из-за мягких сугробов они похожи на припухшие глаза.

Сын сидит за столом над тетрадкой.

— Пора спать, — говорю я. — Завтра пойдешь в школу раньше: снегу много намело. Режим нарушаешь.

— Он уже ложился, а потом опять соскочил, — сказала жена.

— Режим, режим, а задачка не выходит!

Присаживаюсь к столу, разбираемся двое, но задачка не поддается.

— Все способы пробовал, а ответ не сходится.

— Ложись. Завтра спросишь ребят, покажут, где запутался.

— Завтра меня будут спрашивать.

— Почему?

— Эта неделя моя.

— Не пойму.

— Мы так делаем. Неделю чтоб у одного все задачи были решены, а другую — у другого. Помогаем до уроков.

Как ни жалко самолюбия сына, заставляю его ложиться. Я уже стал забываться в дремоте. В затихшую хату с метельной улицы зашли сны, зажгли свет, зашуршали бумагой. Гляжу, за столом Герман.

— Ты что?

— Решил! Думал, думал — и вышло.

В конце учебного года проводятся фестивали школьников. Кипят отборочные соревнования, взлетают и падают духом молодые спортсмены: в команду для соревнования выбирают только лучших из лучших. Сыну захотелось попасть в волейбольную команду. При малом росте Герману приходилось высоко прыгать перед сеткой, хотелось доказать, что важен не рост, а усердие, сноровка. И заявился наш волейболист с синей шишкой во весь лоб.

— Что же это такое?! — горюет жена. — Один сын и того, однако, не убережешь. Накажи ты ему, чтоб потише был, не в каждый столб лбом стукал. Расколет он себе голову до фестиваля!

— Что же ему наказать?

— Пусть осторожно играет.

— Трудно такое советовать: в осторожной игре нет остроты впечатления.

— Тогда дождешься, что он явится без головы! Что за натура, как на кипятке заведен.

Вхожу в комнату. Сын пластом лежит на койке. Голова забинтована, выжидающие, настороженные глаза, вытянутые руки. Пропали у меня заготовленные поучения, осталась жалость, участие да тревога: минуй нас несчастье, обойди горе стороной!

— Как же это?

— Хотел взять трудный мяч… Наша команда поедет. Меня берут.

Выйдут сроки — теплый ветер мочки леса растревожит, придет время, юность сможет на плечо мечту положить. Еще год, и Герман закончит среднюю школу.

Весенним вечером сидим всей семьей на крыльце. Цветет сад. Выпадают же у нас на Алтае благодатные вечера! Нет конца и края тишине, до потемок идет от земли тепло, дрожит столб мошек в воздухе. В эти минуты думаешь: вот оно, то прекрасное мгновение, которое хочется остановить… Думается и не думается, говорится и легко молчится. Сад, небо, крыльцо — как это просто и дорого!

Сегодня у нас семейный совет на крыльце. Поговорим, перервемся, послушаем, как майский жук тянет густую октаву над белым садом, и опять за то же.

Раньше мы ради любопытства спрашивали сына, кем он хочет быть. На эту тему он писал в школе сочинения. В таких сочинениях выплывали мечты школьников. Учителя читали, улыбались, строго по нормам оценивали и забывали, хорошо, если до следующего года. Будущие ученые, врачи, летчики и моряки, раскрыв учителю свои мечты, получали в журнал оценки и тут же успокаивались: долго еще до того, про что думали. Не сразу забывали такое сочинение особенно ретивые мечтатели, но слабые в грамматике. В конце сочинения-мечты появлялась на редкость скверная цифра, потом перебиралась в журнал и торчала там всю четверть, как идолище поганое, отчего задрябла итоговая оценка, стала похожа на высушенного червячка. Все это было похоже на забаву, игру в будущее для детей, дань моде среди учителей. Потому-то скоро забывались маленькие мечтатели. Отмечтав свое, какой-нибудь Лешка-моряк оказывался на тракторе. Мы удивлялись и немножко иронизировали:

— Ты же хотел…

— Хотел, да не поспел. До мечты еще не дошли руки. Тогда мы жидко мечтали, туманно. Хотели поубавить с неба звезд, но не знали, как взяться. Когда у рук что побывает, — голова лучше мечтает.

Пришло время, когда разговор о наклонностях сына надо начинать серьезно. Надо помочь, чтоб не вышло ошибки, чтоб выбранное влекло всю жизнь.

Герман сидит, привалившись к двери спиной, в разговор не встревает. Голову он больше не разбивал, но руку успел нарушить. Она подвешена в гипсе на тесемке через шею, отчего сын кажется перечеркнутым.

— Хоть так суди, хоть этак ряди, — говорит жена. — Из средней школы человек выходит грамотным, а на какое дело его пошлешь? Доучиваться надо, специальность нужна.

— А вот какая? По музыке не пошел, к рисованию не пристал, стихов писать не собирается, учителем не хочет. Значит, в технический институт надо.

— Там конкурс большой, — замечает Герман.

— Кончай школу с золотой медалью.

— Хватит и серебряной, — вмешивается жена.

— Чтоб было вернее, держи на золотую! Сил тебе не занимать.

Тут мы немного опять помолчали, да и причина к тому была: вечер принялся рядить небо в яркую мозаику из облаков. Живая работа природы завораживала глаз щедростью красок, движением их. Но меркнет. Утомленный вечер-художник повесил над садом большое облако-палитру. Смотрим на него.

— Что же скажешь нам, сын? — спрашивает Шура.

— В летную школу надумал.

— Куда?!

— В летчики, — смущается сын.

— С такой рукой не возьмут.

— Заживет.

— Ну, нет, — говорю я. — Крылья связаны. Дорогу в небо ты сам себе закрыл, туда уже ходу нет.

— Да это он к слову сказал, а ты уж подхватил, — сказала хозяйка.

— Разве только к слову…

А Герман уходил на реку, в береговой заросли разминал больную руку, подпарывая ножичком гипсовую повязку. Было больно до искорок в глазах.

Окончена школа. Сын принес аттестат без медали. Не всем удается заработать, у нашего тоже не вышло. Но жизнь у него впереди!

Смущало нас новое желание сына. Казалось, что это очередное увлечение пройдет, как грипп. Пытались отговорить, но куда там! Проездом заглянул к нам знакомый, Хомяков Павел Иванович. Он служил в летных частях, и я, воспользовавшись случаем, просил его рассказать Герману, что труд летчиков сложен не только из красивых виражей, которые интересно наблюдать с земли, что у них есть простые трудовые будни.