Лев Тихомиров - Тени прошлого. Воспоминания

Я с радостью поблагодарил, а он оказался еще довольнее меня:

— Ну вот и прекрасно. Я сейчас самовар поставлю…

Он захлопотался, ввел меня в сторожку, а сам побежал хозяйничать. Возвратился он с охапкой деревянных лопат.

— Вот мы чем затопим. Казенными лопатами.

— А разве их не ревизуют?

— В расход выведем. У нас тут на щебне ломают массу лопат. А топить ведь нечем. Тут и полена дров не достанешь. Места каменные, голые, деревьев нет.

Он живо затопил печь вроде татарского камина. Приятная теплота разливалась по сырой и холодной сторожке. А я еще вчера под Редантом не знал, куда спрятаться от тропического зноя! Вот что значат горы. Мой хозяин набрал из камина горячего уголья, и живо закипел самовар. Все время мы между делом болтали. Он жаловался на проклятую службу в дикой пустыне, где ничего не достанешь и где, кроме полудиких осетин, но нескольку недель не увидишь человеческого лица. Мой неожиданный ночлег доставил ему величайшую радость. Он напоил меня чаем, накормил яичницей и даже решил доставить мне, как туристу, особое развлечение:

— Я вам покажу осетин.

Не знаю, как он это устроил, но скоро в сторожку один за одним начали набиваться осетины, так что стало почти тесно. Они были, помнится, вес в серых папахах, в каких-то своеобразных, тоже серо-бслых черкесках и бурках. По-русски большая часть знала едва несколько слов, но беседа у нас началась все-таки очень оживленная. Я их расспрашивал об их горском быте, они — о нашем русском. Хозяин беспрерывно вступался в разговор, дополняя и поясняя то, что хотели выразить осетины. Узнал я, между прочим, что у них главное богатство в овечьих стадах. Загоняют стада на ночь в пещеры, которых около аулов множество. Теперь весь день овцы пасутся в горах. А много ли овец? Оказалось, однако, что пересчитывать овец — большой грех, от этого на них может напасть моровая язва скота. Но ведь надо же знать все-таки, много ли скота, какое стадо больше, какое меньше. Они отвечали, что это и так видно, без счету. Другими словами, баранов считали гуртом, по пространству, на квадратный и кубический метр. Но овцы это не единственное богатство. Самые богачи те, которые имеют поля. Хозяин пояснил, что поля горцев — ничтожные полоски земли, искусственно созданной на голом камне. Растут же у них только ячмень да овес. Говорили мы и о социальных отношениях. Осетины очень критически относились к русским нравам: что же это за жизнь, когда дети не уважают отцов, жены не повинуются мужьям! Общая распущенность. Так жить нельзя. Долго просидели наши гости, и я был рад, когда наконец можно было заснуть, впрочем, от времени меняясь словами с хозяином, пока мы оба не захрапели окончательно.

Дружелюбно и по-приятельски распростились мы ранним утром, и я двинулся снова к Коби в холодном утреннем воздухе, пронизываемом горячими лучами солнца. Это настоящий горный воздух, механическая смесь холода и жары, освежающий и возбуждающий. Заманчиво тянула меня дорога. На горизонте виднелась Крестовая гора. Там — перевал, куда следовало бы добраться. Но скоро я увидел свою полную несостоятельность. Ноги были истерты до крови. Невозможно было ступать. Я уже думал вернуться к своему новонажитому приятелю. Но показалось несколько возчиков, везущих что-то во Владикавказ в огромных дилижансах. За десять рублей они согласились довезти меня до «Капкая», как здесь зовут Владикавказ. Добрались мы до него к вечеру, и с высоты своего дилижанса я имел все удобства снова пересмотреть весь путь, пройденный за два предыдущих дня.

Военно-Грузинская дорога, хорошо охраняемая военной силой и проходящая большей частью по территории осетин, могла считаться безопасной от горских хищников. Но лето 1878 года вообще было в этом отношении очень тревожно в терской области. Во время Турецкой войны в Чечне и Дагестане вспыхнуло даже сильное восстание против русских под предводительством Умы. Оно было уже усмирено, и восставшие понесли серьезную кару: кажется, шестьдесят человек было предано смертной казни в Грозном. Но спокой-

ствие далеко не восстановилось. Набеги горских грабителей происходили повсюду. Конечно, разбойничество составляло отчасти норму жизни в области. Для черкесов это было не простым средством наживы, а проявлением удальства. Грабители даже искали не более легкой добычи, а более эффектной. Можно было бы угнать лошадь или скот довольно безопасно с окраины станицы. Но абреки нарочно выбирали двор, например, станичного атамана в самом центре поселения. В передовых частях области эта мелкая партизанская война никогда не прекращалась и выработала своеобразные приемы предосторожностей и защиты. Так, например, если ночью на дворе или на улице послышится подозрительный шум, то проснувшийся хозяин никогда не зажигал свечи или фитиля, а неприметно в темноте расследовал, что такое происходит. Стоило чиркнуть спичкой, чтобы черкес моментально стрелял по огню. Грабежи тоже, конечно, не происходили безнаказанно. Как только в станице обнаруживалось, что кто-нибудь ограблен, тотчас поднимали тревогу. Казаки моментально седлали коней и пускались в погоню с криками: «В н£бег! В нйбег!» (Они произносят не «набег», а «нйбег».) Прежде всего осматривали следы и шли по следу, в чем терские казаки искусны не хуже каких-нибудь американских краснокожих. Грабители, конечно, стараются сбивать со следа, но их все-таки часто нагоняли или прослеживали, в каком ауле прекращались следы: это было доказательством, что добыча оставлена здесь. Тогда допрашивали и обыскивали население. Если ничего не находили, то иногда обязывали аул во что бы то ни стало разыскать грабителей за круговой ответственностью. Нужно сказать, что эти приключения, в сущности, очень нравились казакам, в те времена таким же воинственным и почти таким же хищным, как сами чеченцы. Один наблюдатель, Линтварев, хорошо познакомившийся с терцами, делал такую их характеристику: «Казак готов ограбить весь свет для России, всю Россию — для Терского войска и все войско — для своей станицы». Это не мешало Линтвареву восхищаться казаками и любить их. Изо всех казаков терцы производили впечатление наибольшего удальства и молодечества. Они интересовались своей военной историей, прекрасно знали разные подвиги терских казаков и охотно о них рассказывали.

Запомнился мне один такой рассказ. В Закаспийской области при какой-то экспедиции разъезд терских казаков в двенадцать человек был обнаружен текинцами. Бежать не было возможности. Казаки закололи своих коней, сделали из трупов кольцевой вал и под защитой его отражали бешеные атаки неприятеля. Несмотря на известное мужество текинцев, они каждый раз были отражаемы. Но шло время. Казакам нечего было есть и, еще хуже, нечего пить под палящими лучами солнца. Несколько человек было ранено, были даже убитые. Так прошло несколько суток. Смерть была неизбежна, и казаки решили умереть, желая только продать жизнь возможно дороже… Но случай спас их при последнем издыхании. Один из наших бродивших в степи отрядов обратил внимание на непрерывную ружейную пальбу и направился на нее. Взятые с тылу текинцы бежали, и уцелевшие остатки героео-казаков были спасены.