Игорь Карпусь - Своё и чужое: дневник современника

3 мая. Никогда не скучаю у вагонного окна, хотя в сотый раз вижу камышовые болотца, пашни, берёзовые колки, грачей... А вот стоит составу замереть, как недовольные голоса. «Почему стоим?» Остановки непереносимы и воспринимаются как призрак беды. А ведь иное движение верней ведет к гибели, чем самая длинная остановка. Одни со смехом, другие со злорадством, третьи с тревогой, но все толкают страну к 16 июня, жаждут перемен, когда по закону самосохранения следует — остановиться, очнуться.

23 мая. Бурная, неласковая весна с постоянными перепадами. Сельский житель в тревоге — что вырастет? Земля-то мёртвой не останется, а вот сельские люди — зрелище позорное и печальное, одна утроба. На воле и тишине они все, как на ладони, и ничего, что шло бы дальше назёма, картошки, сена и бутылки. А ведь 300 лет назад в таких сёлах кипели споры о вере, люди круто меняли жизни вслед за убеждениями, смело попирали плотское во имя духа. Далеко же ушли мы с тех пор.

31 мая. Яблоня в цвету под моим окном, на моей земле. Не чувство собственника взыграло, а радость ещё одного, заслуженного, обретения, к которому стремился давно. Теперь любой свободный день и час — своей земле и дому. Наверно, это возрастное.

17 июня. Ходили с урной по квартирам. Многие старички и слышать не желали о возвращении коммунистов: «При них, кроме работы, ничего не видели». Абсолютное большинство прошлое отвергли, 1/3 настроена прокоммунистически. Свое слово сказал маленький человек, который выбирает не вопреки всему, а под давлением житейских обстоятельств, и выразил твёрдую волю к централизованному порядку.

2 июля. Двойная радуга в полнеба — яркая, звонкая, победная, а под ней пылящее стадо, выстрелы кнутов, пьяные мужики на лавочке. Не нужно искать, придумывать работу, земля и дом заполняют каждый миг и подчиняют без остатка. Включился в природный круговорот и живу вместе с пчёлами, яблоней, огурцом. Как ни странно, нет других потребностей и желаний, собственно человеческая сфера не влечет и не тревожит, как будто её и вовсе нет. Так тысячи лет жили предки, и в этой переполненной односторонности — спасение.

24 июля. Погруженный в череду деревенских забот, не усвоит ни одной мысли, всецело приворожён землёй. Только ей одной стоит поклоняться, искать у неё защиты и спасения подобно язычникам. Золотистые сосняки, их буйный аромат. В молодых борах такая чистота, как в выметенной, прибранной избе. Так и у людей: благостное, неомрачённое начало, а потом гниль, вырубки, бурелом. Проглядел сочинения Мельникова о расколе. Замечательно верное определение его сути как приверженности к старине, боязни перемен. Ведь до сих пор все перемены несли обычному человеку только новые тяготы, обременения и тревоги. Тянется раскол через всю нашу историю: одним прибыльно, другим убыточно. Кого бы ни избрали 3 июля, всё равно оказался бы президентом меньшинства. Но если и через 10 лет сохранится такой расклад, то будущее безнадежно.

19 августа. Не надышусь, не нарадуюсь, не налюбуюсь. Это состояние должно быть непреходящим, но не зря древние оплакивали рождение и ликовали на погребении. Для них смерть была не уходом, а выходом. Таково же и наше русское, прозревающее «Отмучился». Как умиляться и созерцать, когда кровоточит Чечня, расползается террор, голодные забастовки — итог 5-летнего реформирования. Самый ходовой аргумент, против которого не возразишь: «Коммунисты грабили, но и нам перепадало, а демократы и собственной зарплаты лишили». Деревня держится натуральным хозяйством, а город — мелкой торговлишкой да подрядами. На этом фоне похваляются падающей инфляцией. Все стареет и уходит, но так стремительно обанкротилась нынешняя власть, что пахнет чертовщиной. Они никак не нащупают тот рычаг, который приведёт страну в движение, и только пугают возвратом прошлого. Повсюду взгромоздился и окопался чиновник — щедро оплачиваемый, защищенный и всемогущий. Он придумывает себе работу и подминает народ. Преступную чеченскую войну ведет аппарат и финансисты, это секрет полишинеля. Россия опять в западне, свершилась извечная русская триада: надежды — иллюзии — горькое похмелье. Жаль Лебедя: либо уйдёт, либо утихомирится, подножки ставят со всех сторон.

20 августа. Толкуют о XXI веке, а увязли в XVII. Истекающий величают атомным, космическим, технотронным, трагическим и т.п., а он прежде всего — преступный. Преступили всё — природу, мораль, религию, род и нацию, семью, само бытие. Только и занимались тем, что испытывали себя на растяжение и сжатие, холод и зной и удивляются: какие живучие, еще дышим и рвемся дальше. Даже животные не переносят изменения среды обитания и гибнут, а мы превзошли животных в приспособляемости к смраду, грязи, крови. Опять вспоминаются древние, они решительно отрицали золотой век в будущем. Уже тогда у них было для этого достаточно оснований. Итак, от «страшного» XVIII /Вольтер/ к преступному XX.

Грибное рандеву в моей корзине: белые, берёзовики, подосинники, свинушки, зеленушки, шампиньоны, дождевики, лисички, опёнки. В одном лесу, не мешают друг другу. В грибной охоте важны как дальний обзор, так и прицельное зрение. Давно уже охота превратилась в вывоз грибов мотоциклами и автомобилями, не осталось заповедных уголков. Но я не внакладе.

23 сентября. Страна без президента, временщики. Устроили гнусную мистификацию, выдав больного за здорового. Повсюду видны замешательство, растерянность, остановка.

30 сентября. Досадно, что два года назад не видел, какой вариант либерализации проходит. Как ни тяжело признавать — самый худший, бюрократический, и курс был взят намеренно, твердо, хладнокровно сразу после 91-го, когда партийцы и хозяйственники мгновенно перекрасились в реформаторов.

Время распалось на две неравные части — там и здесь. Здесь — дело и деньги, усталость, мусор межчеловеческого трения, бескровная война; там — погружение и растворение в эфире, полнота одиночества под сенью берёз и сосен, подлинное перевоплощение. Здесь я — пигмей, соринка; там — космическое существо, открытое во все стороны и вбирающее энергию природы. Да и натура моя монашеская, лесная, молчаливая, всегда уходил от разговоров о себе, от саморекламы, карьеры, наконец.

1 октября. Как страстно настаивает о.Сергий на религиозности, как язвительно и разнообразно бичует атеизм, захвативший русское общество в начале века. Но ведь в пользу религии столько же доводов, сколько и против неё, и то, и другое неразделимо.

Вопрос не в том, что достойнее человека, а в том, какая потребность овладевает человеком, и тогда наступают времена сплошь религиозные или убеждённо-атеистические.

7 октября. Стыдливая нагота белоствольных чащ, пронизанных последним солнцем, покоем, свежестью. И такая благость разлита в полях, что, кажется, нет в мире ни печали, ни слёз, ни тоски, ни смерти, как её понимают люди, т е. конца. Я буду листом, мохом, паутинкой — так верую, и чем резче отдаляюсь от общества, тем сильнее.