Ольга Яковлева - Если бы знать...

«…Когда сегодня происходит эта печальная история с Эфросом, так не может продолжаться. Если он печальный, это не повод, чтобы считать его антисоветским. Если ему печально жить, если еще не все хорошо — ведь это так».

27 марта 1968 г.

«Статья в „Советской культуре“ опять об Эфросе за подписью Саблина-Труханова, кто-то сказал, что эта статья появилась не потому, что нужно, а потому, что можно».

14 мая 1968 г.

«В 11 часов Фурцева смотрит с комиссией „Три сестры“. В комиссии: Кедров, Р. Симонов, Е. Симонов, Абалкин, Зубков, Игнатова, Грибов и т. д. От нас — Тарасов, Голдобин, Шумов, Назаров [43] В. Назаров — заместитель начальника отдела. … Вернувшись, Шумов рассказал про обсуждение — особенно „старались“ мхатовцы. Запишу лишь смешное выступление Жарова: „Эфрос — рецидивист, давно говорят, что у него идейно не то, и вот это мне мешает смотреть, вижу что-то хорошее, а все мысль, что это Эфрос, а не другой!“»

(Действительно смешно. Теперь. — О. Я .)

31 мая 1968 г.

«Грустная запись. Вчера, 30 мая, в последний раз играли „Три сестры“. В новом сезоне они не пойдут, решено на всех уровнях руководства твердо».

(По подобной схеме был снят «Обольститель Колобашкин» Э. Радзинского в том же году и точно так же «убивали» спектакль А. Арбузова «Счастливые дни несчастливого человека». — О. Я .)

Ну, еще немного из «Дневника» Зотовой. После ухода Эфроса из Ленкома прошло полтора года.

18 июля 1968 г.

«Для горкома был проведен анализ работы Театра Ленинского комсомола, и им „выдавали“, что они живут лишь за счет спектаклей Эфроса. А Днепров [44] Л. Днепров — парторг театра. , который писал, что „Мольера“ [45] Пьеса М. А. Булгакова. надо снимать по идейным соображениям, сейчас сам играет Мольера. Решено Мирингофа снять и перевести на пенсию. Убийца сделал свое дело».

27 октября 1967 г.

«В 10 утра пошли в Театр Ленинского комсомола на просмотр „Дыма Отечества“. Подходим с Шумовым к театру — ни одного человека вокруг, а раньше (при Эфросе) еле проходили через служебный вход. Идем, говорим об этом, подходит Ануров из горкома, присоединяется к разговору: „Да, если бы нам еще с „Современником“ и Таганкой так поступить, вот жизнь-то была бы“, — говорит он вполне серьезно. В театре — никого, так, человек 40, уж совсем „своих“».

28 июня 1968 г.

«Из разговора… узнала, что в ответ на письмо Любимова „наверх“ последовал звонок, который изменил решение бюро райкома и вместо формулировки „укрепить руководство театра“ последовало просто „указать“ Любимову, а ему вроде позвонили и сказали, чтобы работал по-прежнему».

18 июля 1968 г .

«Пришел Коган, директор ТЮЗа, рассказал подробности об истории с Любимовым. Якобы помощник Брежнева позвонил домой Любимову, подошла Целиковская, он попросил ее передать Любимову, что все вопросы о нем сняты, что уже куда следует дали распоряжение, и чтобы он позвонил им, что Брежнев очень хочет с ним встретиться и т. д. …Секретаря Кировского райкома на другой же день перевели в генеральные редакторы телевидения… А в самом райкоме — комедия с пересмотром „дела“…».

(Откуда такая любовь у Брежнева, а у Когана — знание домашних подробностей?! Может, с юности танцевали в одном ансамбле?! Кто знает… — О. Я .)

В 1984 г. на Западе появилась статья-письмо «Украденный юбилей», напечатанная в «Русской мысли» от 27.04.84 и перепечатанная в «Le monde» от 2.05.84 за подписями В. Аксенова, Н. Бродского, Г. Вишневской, Г. Владимова, Л. Круглого, В. Максимова, Э. Неизвестного, М. Растроповича. Смысл этого письма в том, что А. В. Эфрос, придя на Таганку, «украл» юбилей театра у Любимова. «Компетентный» — по мнению подписавшихся — автор письма вопрошал, имея в виду московскую творческую интеллигенцию: «С кем же вы..? С жертвами или с палачами?» Six! Возможно, в Москве кто-нибудь знал об этой статье, очень может быть, что знал и А. В. Мне во всяком случае не было известно ни о статье, ни о знании Анатолия Васильевича.

Но вот передо мной статья театроведа Н. Баскиной «Двадцатилетие театра на Таганке», опубликованная в номерах от 2.05 и 9.05 того же 1984 г. Edition «La poubelle», в которой автор, не будучи апологетом творчества Эфроса, намекает на основного организатора этого «коллективного» письма. Чтобы не быть голословной, передаю маленький отрывок из статьи И. Баскиной:

«…знакомая получила письмо из Италии… где „гнев народа“, со ссылкой на самого Любимова, уже был направлен „куда следует“. То есть на Эфроса…

А в конце месяца… устроили московским гонителям свободы культуры воистину „именины сердца“. Кто бы вы думали? Старые их противники, „Русская мысль“ и, копируя ее — с чем не забыть бы поздравить многоопытных парижских либералов! — „Монд“ — опубликовали („Монд“, правда, с оговорками и в сокращении) переполненную бранью заметку, которую, дав свои подписи, доверили написать музыканты с писателями и один бывший актер театра, где работал Эфрос, тому из них, кого, видимо, сочли компетентным.

И посчитался автор сразу за полтора десятилетия [46] Со дня постановки «Платона Кречета», то есть года с 68-го, автор требует ответа «от той части… интеллигенции, продуктом и детищем которой он (Эфрос) остается…» Видимо, упомянутое автором «уверенное сползание по наклонной плоскости этического оппортунизма» (режиссера Эфроса вместе со зрителем — новое в истории театра!) и породило столько первоклассных постановок Эфроса за этот период (что дало основание бороться за то, чтобы «вытащить» аполитичного (уникум!..) и потому «неэкспортного» Эфроса для постановки в США — как одного из лучших современных режиссеров). Среди этих постановок «Брат Алеша» Розова по Достоевскому, «Женитьба» Гоголя, «Дон Жуан» Мольера, «Ромео и Джульетта» и «Отелло» Шекспира; ряд лучших спектаклей по деидеологизированным, глубоко гуманизированным советским пьесам (отсюда и многолетний успех «сталинистского» «Платона Кречета»). ( Прим. И. Баскиной .) со всеми, вопросив сурово сразу всю либеральную интеллигенцию Советского Союза, заранее заклейменную кличкой „так называемая“: когда — он точно знает! — все должны как один подняться на закоренелого в злодействах Эфроса с вилами, почему-то слышится только подозрительное какое-то — то ли „гробовое“, то ли „одобрительное“ — молчание?

Как именно он прослушивает либеральную интеллигенцию Советского Союза, автор не уточняет.

Однако апокалиптически звучит в ушах несчастной „так называемый“ риторический вопрос громовержца к „мастерам культуры“: „С кем же вы?.. С жертвами или с палачами?“ Ах, вы с культурой?! — Значит, с палачами. А я — с жертвами…