Гавриила Брилиот - В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония

После нескольких месяцев пребывания в Италии друзья отправились в Берлин — центр русской эмиграции. Многие русские, покинувшие свою родину, останавливались здесь на какое-то время, прежде чем осесть где-то в Европе. Поскольку этот город считался временным местом жительства, они общались только между собой и не прилагали никаких усилий к изучению языка. Таким образом возник «русский Берлин», где зимой 1921–1922 года находилось около трехсот тысяч русских. Берлин выбирали потому, что туда было легко получить въездную визу и жизнь там была недорогой. Однако в октябре 1923 года в Германии произошла инфляция, и к концу 1920-х годов центр русской эмиграции переместился в Париж [83].

Сергей Сахаров. Берлин, 1922 г.

В Берлине собрались русские, происходившие из совершенно разных политических и социальных слоев: монархисты и революционеры, аристократы и люди самого низкого сословия, художники и писатели. Берлин в начале двадцатых годов был центром интеллектуальной и художественной жизни. В 1921 году был основан Дом искусств. Художники выставляли свои картины в разных галереях. Сюда переехал Леонид Пастернак, раньше преподававший в Московском училище живописи. В. Кандинский прибыл сюда в конце 1921 года и в следующем году получил место преподавателя в Баухаузе в Веймаре. Не исключено, что Сергей и Леонардо пытались связаться с ним, но, как вспоминала Нина Кандинская, они с мужем, истощенные и настрадавшиеся в России, ни с кем не общались во время своего пребывания в Берлине. Однако друзья встретили одну свою сокурсницу из Вхутемаса, Евгению Лурье, которая недавно вышла замуж за Бориса Пастернака и приехала в Берлин, чтобы познакомиться с его родителями. Она собиралась поехать дальше в Париж, но не поехала и вернулась в Россию. П. Кончаловский и В. Кандинский проводили свои выставки в Берлине в 1922 году. Сергей и Леонардо тоже продолжали заниматься искусством. Сохранилась фотография Сергея того времени, на которой изображен очень серьезный молодой человек с напряженным и вдумчивым лицом.

К концу 1922 года Сергей и Леонардо уехали из Германии в Париж. В письме из Парижа Сергей жалуется на то, что освещение и условия для занятий живописью хуже, чем в Берлине.

Отец Софроний писал о себе:

«…месяцами жил в Италии и Германии, затем более оседло во Франции. Встречался со многими лицами, главным образом причастными к искусству» [84].

В конце XIX века в Париже сохранялись деревенские черты. В центре города было много исторических построек, но Монмартр представлял собой зеленый холм, а Монпарнас был мало заселен, в основном рабочими; художники стали там жить позднее. В то время, когда В. Кандинский в 1896 году по понятным причинам выбрал Мюнхен в качестве места для изучения искусства, Париж был наводнен «революционными» импрессионистами и вскоре должен был превратиться в центр мира изобразительного искусства. Сначала это новое направление было встречено холодно во Франции, но русские оценили качество картин и начали их коллекционировать. Как только импрессионисты получили признание, стали возникать одно за другим новые направления: неоимпрессионизм, группа «Набби», фовизм и кубизм. Некоторые художники, такие как Сезанн, Ренуар, Дега, Моне и скульптор Роден, были признаны не только критиками искусства, но также и своими коллегами, которые считали их «отцами» современного искусства. В 1924 году Луи Жилле писал о салоне Тюильри: «Из всех мастеров этой выдающейся школы прислушиваются только к двум: к Ренуару, и в особенности, к Сезанну. Ибо именно эти два художника были особенно внимательны к форме и объему» [85].

Говоря о парижском искусстве того времени, вспоминают богему Монмартра и Монпарнаса, или таких выдающихся личностей, как Пикассо, Брака, Матисса и других. Однако далеко не все художники были известны и популярны при жизни. Матисс в Париже бывал редко. Пикассо отказывался участвовать в общих выставках, поскольку у него были свои посредники, которые продавали его картины, что позволяло ему благополучно существовать. Брак участвовал в выставках, но по природе был замкнутым и обычно держался в стороне. Что касается богемы кофеен, она существовала, но это была далеко не полная картина. «За сценой» напряженно и кропотливо работала армия преданных своему делу и ищущих художников, работающих в традиционных жанрах: пейзажи, портреты и натюрморты. Они представляли и продавали свои работы на разных выставках, известных как «салоны»: салон Насиональ, салон Независимых, Весенний салон и, начиная с 1923 года, салон Тюильри. Но наиболее полно искусство того времени было отображено на Осеннем салоне.

В 1922 году Париж открывал бесконечные возможности. В газетах тех лет можно почувствовать атмосферу эпохи. Париж был городом, дышащим надеждой. Война закончилась, и в то время как в Германии, в России, на Балканах все еще царило смятение и ощущалась угроза, во Франции было спокойно. Эта атмосфера отразилась и в живописи. Кубизм миновал, фовизм смягчился, цвет приобрел естественность, стал понятным. В пейзажах появляется пространство; художники ищут гармонию. Повсюду можно было видеть добрые знаки происходивших перемен.

В начале 1920-х годов в послереволюционной России выражать свои мысли становилось все сложнее и опаснее, поэтому артисты, художники и писатели стремились покинуть страну. Многие из них сначала приезжали в Берлин, а потом оседали в другом месте. В 1922 году, когда многие из русских эмигрантов все еще оставались в Берлине, русское население Парижа уже было многочисленным. Так же как и в Берлине, они создавали свои собственные группы, некоторые объединялись вокруг Церкви, другие составляли различные творческие кружки: художественные, писательские и актерские. Выходцы из России считали необходимым сохранять свою национальную принадлежность, потому что большинство из них верило, что изменения, происшедшие в России, носят временный характер, и что через какое-то время они смогут вернуться обратно. Реальное положение вещей эмигранты осознали гораздо позже, так что часто они полностью интегрировались во французское общество только в третьем поколении. Большинство русских эмигрантов были бедны, поскольку оставили все свое имущество, покидая Россию. Но это им не помешало, многие вскоре встали на ноги и нашли работу по профессии.

Николай Зернов [86]описывает это так:

«Крепкое землячество, состоящее из нескольких сотен в Париже, при этом было разнородным. В него входили как выдающиеся представители русского художественного мира, так и цвет социально-политических и интеллектуальных кругов. Русские театральные представления и концерты собирали огромную аудиторию французов и иностранцев. Увеличилась русская пресса, выходили газеты, книги и журналы на русском языке. В то же время бóльшая часть эмигрантов зарабатывала на жизнь тяжелым физическим трудом, все социальные границы стерлись. Трагические события, пережитые эмигрантами, глубоко изменили их взгляд на мир, и у многих из них даже полностью изменилось отношение к жизни. Внутри эмиграции родилось Тело Церкви. Члены ее не относились к простому люду, составлявшему оплот Церкви в дореволюционной России. В эмиграции Церковь объединила представителей всех бывших сословий, и во главе ее стояли ею глубоко духовно одаренные люди. Так возник отдельный мир, совершенно непохожий на окружавший его Париж. Не только французы, но даже многие официальные представители эмиграции не подозревали о его существовании. Нелегко описать эту тайную Россию, глубоко укорененную в своей православной вере» [87].