Элис Шрёдер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Генри Брандт отозвал Баффета в отдельную комнату и попросил пообещать, что акции Berkshire не упадут ниже 40 долларов за штуку. К октябрю 1975 года цена на акции упала практически вполовину — два года назад они шли по 93 доллара. «Я тебя, конечно, люблю, — ответил Баффет, — но этого пообещать не могу». Брандт ответил, что «это катастрофа» или что-то в этом роде. Он вложил в эти акции все, что у него было.

И это действительно была катастрофа. Фондовый рынок в целом возвращал утраченные позиции, a Berkshire и не думала. Брандт испугался и позвонил Баффету, который предложил выкупить его акции по 40 долларов за штуку. Тогда Брандт позвонил Уолтеру Шлоссу и сказал: «Уоррен платит мне сорок долларов за акцию, а я хочу пятьдесят. Что делать?»

Шлосс был самым осторожным и осмотрительным из покупателей «сигарных окурков». На встречах Graham Group все остальные подшучивали над его инвестиционным портфелем, в котором находились акции обанкротившихся металлургических предприятий и производителей автомобильных запчастей. «Ну и что, — говорил Шлосс. — Зато я не переживаю и хорошо сплю по ночам». Он занимался достаточно простыми операциями, используя философию Грэхема в ее самом чистом виде. Шлосс работал в Tweedy, Browne и каждый день возвращался домой в пять часов, но его результаты были феноменальны.

И теперь Брандт говорил ему, что хочет избавиться от акций Berkshire, а это полностью противоречило всем принципам философии «сигарных окурков». Шлосс уламывал Брандта два часа: «Твои деньги в руках у самого умного парня в мире. Уоррен

не заставляет тебя платить за управление твоими средствами. Ты сделаешь огромную ошибку, если продашь свои акции». Шлосс думал, что убедил его. Но состояние американской экономики к тому времени способствовало пессимизму. По словам Шлосса, в понедельник он позвонил своему брокеру и продал половину акций своей жены 5.

Сразу же после этого президент Форд отказался поддержать бюджет Нью-Йорка, стоявшего на пороге банкротства. Газета New York Daily News четко выразила общие настроения в огромном заголовке «Форд говорит городу: “Катись к черту!”» 6.

Партнеры, которые получили акции Berkshire в 1970 году по 40 долларов за штуку, увидели, что пять лет спустя они не стали ни на цент богаче. «Любому, у кого были наши акции, — говорил Мангер, — казалось, что очень долгое время ничего хорошего не происходит. А с таким положением вещей они, по большему счету, никогда еще не сталкивались. Отчет выглядел ужасно, но планы на будущее, пока не ясное, но вполне возможное, выглядели куда более оптимистично».

Тем не менее собственный капитал Баффета приближался к тому уровню, при котором он закрывал партнерство. И все же, несмотря на очевидные проблемы, способные напугать кого угодно, сам Уоррен практически не волновался. Имея в руках компании, он продолжал покупать, покупать и покупать. В 1974 году, до начала расследования SEC, Berkshire владела 26% акций Blue Chip. И хотя в 1975 году во время разбирательства с Omni Баффет немного притормозил, но все-таки купил акции Berkshire от имени Diversified. К 1976 году он покупал через Diversified акции и Berkshire, и Blue Chip. В конечном счете Berkshire принадлежало больше 41% Blue Chip — так что теперь ему и Сьюзи принадлежало 37% акций, как напрямую, так и через владение Berkshire Hathaway.

В 1976 году акции Berkshire все еще ценились невысоко, поэтому Баффет нашел другой способ извлечь выгоду из ситуации. Он уговорил свою мать, «которая не особо заботилась о деньгах», продать свои 5272 акции Berkshire в пользу Дорис и Берти. За 5440 долларов и вексель на 100 000 долларов каждая из них получила по 2636 акций (то есть купила акции по 2 доллара) 304. Баффет, который рассматривал долги как что-то неправильное, чуть ли не преступное, считал, что стоимость акций Berkshire (по 40 долларов за штуку) настолько низка, что был готов дать сестрам по 95% средств для их покупки, лишь бы только они сделали то, что он просил. По мнению Баффета, покупая акции на таких условиях, его сестры в скором времени могли бы стать богатыми 305. Кроме того, эта операция позволила бы им избежать выплаты огромного налога на наследство.

«Моя мать не возражала против моего предложения, да и время было подходящим. Мне кажется, это стало одним из самых важных поступков за всю ее жизнь. Второй раз такой шанс не выпадает».

Материальные ценности продавались за гроши практически повсеместно. Примерно в то же самое время Том Мерфи предложил Уоррену купить телевизионную станцию. Баффет считал, что это великолепная идея, но, к сожалению, не мог себе этого позволить, иначе возник бы конфликт с Washington Post, которой также принадлежали телевизионные станции. А так как он был членом совета директоров Post,

покупка противоречила бы ограничениям Федеральной комиссии по связи 306. «Что из того, чем я занимаюсь, мне не принадлежит?» — спросил он себя. Крепко задумавшись, он вспомнил, что ему не принадлежит Grinnell College. Первая станция, которую он присмотрел, уже была продана, но по рекомендации Баффета Grinnell за 2 миллиона долларов купил станцию в Огайо под названием Dayton, которая стоила 13 миллионов долларов. Часть денег они получили в виде займа, с которым им помог Сэнди Готтес-ман. Брокер, организовавший эту сделку, назвал ее лучшей за последние двадцать лет 7.

Однако для того чтобы акции упали в цене, а города типа Нью-Йорка оказались на грани банкротства, имелись свои причины. Дикая инфляция, неконтролируемые расходы на рабочую силу и нестабильные трудовые отношения душили экономику. СМИ были подвержены этим бедам больше, чем другие предприятия. Срок действия коллективных договоров сотрудников Washington Post истекал сразу после встречи в Хилтон-Хэд, 1 октября 1975 года в четыре утра. Некоторые из печатников вывели из строя огнетушители, слили масло, разобрали механизмы и разорвали электропроводку. Они изрезали рулоны газетной бумаги, устроили пожар, разбили голову диспетчеру печатного цеха и оставили его истекать кровью 8. Грэхем приехала в течение часа и прошла в здание под прицелом телекамер и взглядами пожарных, полицейских и сотен пикетчиков.

Отношения Post с некоторыми профсоюзами «были крайне нестабильными», рассказывал Дон Грэхем 307. Враждебно настроенные рабочие считали руководство «некомпетентным», как писала позже Кей, «и в то же время способным сделать их козлами отпущения во всех ситуациях, в которых оно было виновато» 9. После долгих лет сдерживания негативных настроений представители руководства вели напряженные и тяжелые переговоры с профсоюзами, контракты с которыми истекли одновременно.

Большая часть профсоюзов, за исключением печатников, продолжала работать, что было особенно важно для переговоров с Гильдией журналистов. Используя чужие типографии и вертолеты для перевозки нужных работников за кордоны пикетчиков, Post начала издавать сокращенную версию газеты уже через день после начала забастовки. Однако после того как забастовка стала приобретать угрожающие масштабы, Грэхем испугалась, что газета пошла не по тому пути. Менеджеры и рабочие-штрейкбрехеры могли печатать лишь половину обычного тиража. Рекламодатели все до единого переметнулись к главному конкуренту Post — Evening Star. Буквально через несколько дней обычный выпуск Star настолько распух из-за размещенной в нем рекламы, «что его было сложно поднять или удержать в руках» 10.