Элис Шрёдер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Здесь надо сделать существенную ремарку. Автор истории этой корпорации пишет, что, вместо того чтобы принимать решения и требовать их исполнения, Гутфрейнд «предпочитал вовлечь в процесс людей, чьи интересы будут затронуты, а затем позволить им самим сделать последствия принятия решения максимально удобными для себя». Автор добавляет, что Гутфрейнд «полностью контролировал ситуацию», а его решения, «принятые после проведенных консультаций, были окончательными» 55. На самом деле некоторые бывшие партнеры Гутфрейнда, получившие впоследствии титулы «управляющих директоров», бросали серьезный вызов его авторитету. Сохраняя свою приверженность идее роста, они тем не менее обвиняли его в чрезмерно раздутых расходах компании и постоянно воевали между собой за территорию.

К концу 1986 года, когда доходы компании начали резко уменьшаться после увеличения штата сотрудников на 40 процентов (что привело к увеличению фонда зарплаты), управляющие директора устроили заговор и чуть не сместили Гутфрейнда с трона. Южноафриканская компания Minorco, крупнейший акционер, проявила нетерпение и сообщила Гутфрейнду, что хочет продать свой пакет акций. Эта угроза «не привела ни к каким изменениям», и курс акций Salomon застрял на месте, в то время как индекс Доу-Джонса вырос на 44 процента. Minorco нашла покупателя на акции — Рона Перельмана, внушавшего рынку страх своей репутацией корпоративного рейдера, которому удалось в свое время получить контроль над компанией Revlon 44.

Команда руководителей не хотела работать на Перельмана и тех, кого он привел бы с собой 444. Гутфрейнд нажал «тревожную кнопку» и позвонил Баффету, предложив ему инвестировать деньги в Salomon в роли «белого рыцаря», чтобы спасти компанию от Перельмана (точно так же, как Баффет спас Ральфа Шлея и Scott Fetzer от Боэски) 388 389 .

Однако эта ситуация несколько отличалась от покупки компании, торговавшей пылесосами. И хотя традиционно Salomon занималась трейдингом (что нравилось Баффету), в последние годы она решительно занялась инвестиционным банковским обслуживанием и в какой-то момент, уступив требованиям рынка, создала банковскую структуру для финансирования поглощений с помощью мусорных облигаций (которые Баффет презирал). Компания так и не смогла закрепиться в бизнесе крупных корпоративных слияний и вела себя в нем подобно новичку 390. Пытаясь вести Salomon по намеченному курсу в неблагоприятном окружении, Гутфрейнд чувствовал себя крайне некомфортно. Он заметно постарел всего за один год 56.

Тем не менее Баффета привлекла способность Salomon изменять саму суть и форму рынка облигаций, особенно во времена, когда новые идеи в отношении акций становились все большей редкостью 391. И хотя сам он сторонился мусорных облигаций, но тем не менее не гнушался поглощениями, которые были сделаны с их помощью. В сущности, он даже время от времени устраивал своего рода арбитраж по такого рода сделкам — открывая короткие позиции по акциям покупателя и скупая акции приобретавшейся компании. Так как основную прибыль Salomon приносило подразделение, занимавшееся арбитражем на рынке облигаций (то есть, по сути, компания представляла собой машину для арбитража), то Баффет испытывал чувства глубокого родства и уважения к этому уголку Уолл-стрит.

Более того, ноздри Баффета уловили теплый и приятный запах денег, а Гутфрейнд дышал воздухом отчаяния. Поэтому он предложил Berkshire купить 15 процентов привилегированных акций Salomon за 700 миллионов долларов 57. Гутфрейнд приказал своим перепуганным сотрудникам создать такую ценную бумагу, которая могла бы приносить Баффету доходность, обычно свойственную лишь мусорным облигациям. На праздник Рош ха-Шана (еврейский Новый год), когда Гутфрейнд уже знал, что наблюдательный Перельман может быть нейтрализован, Баффет полетел в Нью-Йорк и встретился с Гутфрейндом в офисе юристов Salomon. Баффет вошел в офис в одиночестве, в руках у него не было ни чемодана, ни даже блокнота для записей. Пожав своему новому партнеру руку, он согласился купить привилегированные акции с девятипроцентным купоном, которые могли быть конвертированы в обыкновенные акции по цене 38 долларов 58. Девятипроцентный купон обеспечивал Баффету достаточную премию для того, чтобы ждать, пока цена акции не поднимется до 38 долларов (в этот момент у него появлялось право сконвертировать привилегированные акции в обыкновенные). С этой стороны ему ничто не угрожало. Но если бы цены на акции пошли вниз, Баффет получил бы право «вернуть» акции обратно в Salomon и получить назад свои деньги 59. Ожидаемая прибыльность этой сделки составляла 15 процентов, а сама инвестиция казалась относительно безрисковой 392.

Размер ежегодных дивидендов по этим акциям (63 миллиона долларов) был выше, чем траты Blue Chip и Berkshire на покупку Buffalo Evening News и Sees Candies, вместе взятых. Внутри Salomon кипело негодование 60. Сотрудники чувствовали, что Гут-фрейнд испугался действий Minorco, позвонил в отчаянии Баффету и в результате продал ему конвертируемые акции не по оптимальной цене. И таким образом, с гарантированной маржой в 15 процентов Баффет мог (как позднее писал об этом Майкл Льюис) «делать гарантированную ставку на то, что Salomon не станет банкротом» 61.

В сущности, за эти деньги компания купила лишь репутацию Баффета, и отчасти ей пришлось заплатить за это властью Гутфрейнда. Помимо акций Баффет и Мангер получили места в правлении компании. Прежде чем подписать бумаги, Баффет влез в свой самолет и отправился в Нью-Йорк. Он встретился с Мангером в гостинице One New York Plaza, и они отправились инспектировать Salomon.

Встав около офиса Гутфрейнда, Баффет впервые увидел Комнату целиком. Сотни растрепанных людей потели перед крошечными зелеными экранами. Большинство из них постоянно держали около уха телефонную трубку. Они толкались, плевались, пыхтели и метались, заключая при этом многомиллионные сделки. Время от времени гул, царивший в комнате, нарушали проклятия и крики. Над залом висело плотное облако табачного дыма. Многие трейдеры успокаивали нервы табаком, так что в отказе от курения не было никакого смысла. Курил ты или нет, твои легкие все равно были заполнены никотином.

Мангер скрестил руки на груди и повернулся к Баффету. «Ну что, Уоррен, — сказал он. — Ты действительно готов вложить во все это деньги?»

Баффет молча стоял и смотрел сквозь дымку на столпотворение, за которое он был готов выложить кучу денег. «М-м-м-м, хм-м-м-м», — сказал он после долгой паузы 62.

Глава 47. Белые ночи

Нью-Йорк • 1987-1991 годы

Наблюдатели с отвисшими в недоумении челюстями наблюдали за тем, как Мидас из Омахи одним прикосновением озолотил могущественную компанию Salomon Brothers. Баффет — миллиардер, «любивший гамбургеры и ездивший за рулем восьмилетнего “кадиллака”, который жил в своем старом доме, когда-то купленном за 31 500 долларов, и владел всего лишь несколькими из привычных атрибутов богатых и знаменитых, — теперь оказался владельцем крупнейших инвестиций на Уолл-стрит.