Элис Шрёдер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Политическая платформа Баффета базировалась прежде всего на противостоянии бессмысленному социальному конформизму, который в 1940-е годы повсеместно царил на Среднем Западе. Говард призывал избирателей «изгнать из Вашингтона всех сумасбродов, напыщенных ничтожеств, провокаторов, лунатиков и снобов».

Эта пламенная речь точно отражала его твердость, тонкое чувство юмора и определенное простодушие. В течение многих лет Говард носил в кармане помятый листок бумаги со словами: «Я дитя Божье. Я в Его руках. Что до моего тела — оно не будет вечным. Что до моей души — она бессмертна. Чего мне бояться?» 3

К великому сожалению своего сына, когда дело касалось реальных действий в условиях Омахи, Говард вел себя так, как будто воспринимал эти слова буквально.

Во время избирательной кампании он будил Уоррена, которому в то время было уже двенадцать лет, задолго до рассвета, и они отправлялись на скотные дворы в Южную Омаху. Город славился не только железными дорогами, но и многочисленными скотными дворами, в которых работало почти двадцать тысяч человек, в основном иммигрантов. В город ежегодно поступало более восьми миллионов животных 4, а из него вывозились миллиарды тонн упакованных продуктов 51. Южная Омаха когда-то была отдельным городом. Географически она находилась недалеко от центра, но с культурной точки зрения была невообразимо далеко. В течение нескольких десятилетий она представляла собой прекрасную почву для большинства этнических и расовых беспорядков.

Уоррен в испуге останавливался в начале квартала, тревожно сжимал кулаки и с опаской смотрел на отца. Говард хромал с детства из-за перенесенного полиомиелита, и вся семья беспокоилась о его больном сердце. Когда они в половине шестого шли на утреннюю смену на мясокомбинат и Уоррен видел, как отец проходит мимо огромных свирепых мужчин в комбинезонах, его желудок делал кульбит.

Многие из них не говорили дома по-английски. Негры и новые иммигранты, наименее обеспеченные жители, ютились в общежитиях и лачугах недалеко от скотных дворов. Те, у кого было больше здравомыслия и средств, нашли выход из положения и жили в аккуратных домиках с крутыми крышами в своих этнических районах, раскиданных по холмам Южной Омахи: чехи в Маленькой Богемии, сербы и хорваты в Гуз-Холлоу, поляки в Джи-Тауне (бывший Греческий город). Греки уже давно там не жили; их дома были разрушены во время антииммигрантского бунта 1909 года.

Говард общался с различными людьми, начиная с «рабочей аристократии», профессиональных мясников из убойно-разделочного цеха, которые работали на самом верхнем этаже скотобойни, и заканчивая рабочими на нижних этажах, на свалке и в лярдовом цехе. Женщины очищали свиные шкуры, скручивали сардельки, окрашивали и маркировали банки, ощипывали кур и сортировали яйца. Руководство охотно брало чернокожих женщин на работу в цех субпродуктов, потому что им можно было платить меньше, чем белым 5. Они очищали потроха — кишки, мочевые пузыри, сердца, железы и другие органы. Они сортировали, солили и фаршировали кишки, стоя по щиколотку в горячей кровавой воде. Они неглубоко вдыхали открытыми ртами, чтобы частицы экскрементов не попали в нижние отделы легких 6. Даже только что приехавшие в страну иммигранты или чернокожие мужчины не заходили в цех субпродуктов. Эту работу выполняли исключительно чернокожие женщины.

Мужчины и женщины, черные и белые, эти люди были демократами до мозга костей. Остальная часть Небраски, может быть, и выступала против «Нового курса», политики Франклина Делано Рузвельта во времена Великой депрессии, но в этой части города он все еще был героем. Однако листовки, которые Говард Баффет вежливо вкладывал в их мозолистые руки, кричали о том, что Рузвельт представлял собой наибольшую опасность для демократии, с которой Америка когда-либо сталкивалась. Если у него была возможность высказаться, он спокойно объяснял, почему в случае избрания конгрессменом он всегда будет голосовать за принятие тех законов, против которых выступали рабочие скотных дворов.

Говард был фанатиком, но он не был ни глупым, ни помешанным. Хотя он и вручил свою жизнь в руки Господа, у него был запасной план. Он брал с собой Уоррена не для того, чтобы тот научился чему-либо или поддержал отца в драке. Его задачей было бежать за полицейскими, если рабочие начнут избивать отца.

При таких обстоятельствах возникает вопрос: а зачем это вообще нужно было Говарду? Подобные вылазки не сулили ему ни одного нового голоса. Но видимо, он считал себя обязанным появиться перед каждым потенциальным избирателем в своем районе, и не важно, что он их совсем не интересовал.

Уоррен всегда возвращался домой целым и невредимым; ему никогда не приходилось бегать за полицейскими. Может быть, это происходило благодаря удаче или поведению Говарда, который всем своим видом выражал присущую ему порядочность. И тем не менее Баффеты считали, что избиратели не принимают его всерьез, а даже если бы принимали, это все равно никак не повлияло бы на его статус непроходного кандидата. В день выборов, 3 ноября 1942 года, Дорис, убежденная, что ее отец проиграет, пошла в центр города купить себе новую заколку — чтобы предвкушать хоть какое-то хорошее событие от следующего дня. «Мой отец дописывал свое заявление о признании выборов на случай, если их проиграет. Мы все легли спать примерно в половине девятого или девять, потому что никогда не ложились спать поздно. На следующее утро отец проснулся и узнал, что победил».

Непонимание и недоверие Говарда к действиям правительства в Европе было не просто личной причудой. Его позиция нашла отклик у многих избирателей, что явилось отражением консервативного изоляционизма, когда-то разлившегося по Среднему Западу.

И хотя этот изоляционистский поток постепенно высыхал, трагедия в Перл-Харборе смогла на некоторое время его оживить. Несмотря на огромную популярность Рузвельта, доверие к его внешней политике со стороны рабочего класса Омахи ненадолго пошатнулось. И этого хватило, чтобы Говард победил Маклафлина, который, пожалуй, вел себя чересчур самоуверенно.

* * *

В январе следующего года Баффеты сдали в аренду свой дом в Данди и сели на поезд, отправлявшийся в Вирджинию. Эрнест вручил им красиво упакованную корзину с едой и посоветовал не выходить из вагона, чтобы не подхватить какие-нибудь страшные болезни от разъезжающих по всей стране солдат.

Прибыв в Вашингтон, Баффеты обнаружили, что этот некогда провинциальный городок стал переполненным и суматошным городом. Его заполнили огромные толпы людей. Большинство работало на созданные во время войны новые правительственные учреждения. В недавно построенном крупнейшем в мире офисном здании, Пентагоне, места всем не хватало. Военные реквизировали помещения, стулья, карандаши. Офисные времянки заняли каждый дюйм торгового центра города 7.