Элис Шрёдер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

У арбитражеров была какая-то сверхъестественная вера в собственные способности, и когда в их секторе рынка стало тесновато, они захотели занять другие, где было меньше уверенности и устойчивости. Они во многом опирались на просчитанные компьютером модели, хотя и говорили всегда, что это лишь «дорожные указатели». Но Баффет и Мангер полагали, что полагаться на такие «указатели» — это все равно что использовать круиз-контроль, управляя автомобилем. Водитель может считать, что все вокруг в полном порядке. Но если вдруг подует сильный ветер, дорога станет скользкой или возникнут пробки, ситуация может обернуться совсем по-другому.

Еще больше, чем капитала для инвестиций, арбитражеры хотели возвращения J. М. Во время попыток восстановить устойчивость Salomon, когда арбитражеры умоляли вернуть Мэриуэзера, Баффет первое время «стоял над схваткой». Но когда Дерик Мохан что-то вежливо, но уклончиво забубнил, все поняли, что он не желает возвращения Мэриуэзера. Несмотря на это, Баффет и Мангер все-таки дали свое согласие, оговорив его несколькими условиями. Мэриуэзер должен будет работать под наблюдением. Он может вернуться на свое старое место, но будет обязан отчитываться перед Моханом, у него будет меньше свободы при ведении бизнеса. Не желавший работать на коротком поводке Мэриуэзер прервал переговоры и в 1994 году основал собственный хедж-фонд Long-Term Capital Management. Фонд занимался теми же арбитражными операциями, что и соответствующий отдел Salomon, с одной только разницей, что Мэриуэзер и его партнеры оставляли себе всю прибыль.

Один за другим соратники Мэриуэзера покидали Salomon, чтобы занять места в кабинетах с видом на залив в новом здании Long-Term Capital Management в Гринвиче. Лишившийся своих лучших работников, Дерик Мохан стал готовить продажу акций Salomon, принадлежащих Баффету, и гадать, в какой именно день тот скажет, что «умывает руки» 9.

X- X- X-

В своем письме к акционерам в 1996 году Баффет указал, что «практически все акции» переоценены, а каждый разогрев рынка связан со всплеском роста популярности Уолл-стрит. В тот год Мохан решил: настало правильное время для того, чтобы убедить исполнительного директора Travelers Insurance Сэнди Уэйла в том, что «ресторан напротив казино Salomon — это якорный арендатор в глобальном финансовом торговом центре», который мог бы соперничать с Merrill Lynch. Предполагалось, что Уэйл все еще обижен на Баффета за сделку с Berkshire Fireman’s Fund, совершенную больше десяти лет назад, когда Уэйла оставили ни с чем. Уэйл, конечно, не верил в «арбитражное казино», но в «сети ресторанов» по всему миру видел потенциал. И когда он купил Salomon для Travelers, некоторые наблюдатели посчитали, что «Солли», не сумевший успешно поработать на Баффета, в этой покупке видит шанс победить Баффета в его собственной игре. Баффет приветствовал решение Уэйла, назвав его «гениальным» с точки зрения увеличения благосостояния акционеров 10. Travelers заплатила 9 миллиардов за Salomon, избавив Баффета от проблемного актива 449.

Мэриуэзер же, зная, что Баффету нравится владеть «казино», приехал в Омаху с одним из своих партнеров, чтобы убедить того вложиться в запуск Long-Term Capital в феврале 1994 года. За ставшим уже обязательным ужином в Gorat’s J. М. показал Баффету свои расчеты, которые демонстрировали, сколько при разных обстоятельствах Long-Term может заработать, а сколько потерять. Зарабатывать планировалось понемногу на тысячах небольших операций, с кредитным плечом в 25 раз больше капитала компании. Предполагалось, что риск потери 20 процентов капитала составляет всего 1 процент 11. Никто на рынке не предлагал столь малого риска. (А если бы предложил, то не получил бы инвестиций. Цифры были бы просто бессмысленными.)

Название Long-Term (долгосрочный) подразумевало, что инвесторы не смогут сразу выйти из бизнеса, даже если захотят. Мэриуэзер знал, что при финансовых потерях ему будет необходимо, чтобы инвесторы не уходили до тех пор, пока деньги не удастся вернуть. Но такой размер кредитного плеча вкупе с отсутствием реального способа полностью защититься от риска не понравился Баффету и Мангеру.

«Мы, несомненно, имели дело с очень умными людьми, — рассказывал Мангер. — Но нам казались подозрительными и сложность всей конструкции, и размер кредитного плеча. Мы знали, что если мы войдем в дело, за нами последуют другие». Мангер считал, что Berkshire нужен был для Long-Term как козел-провокатор, ведущий стадо на убой. «Сам козел, — говорил Мангер, вспоминая встречу в Омахе, — прожил бы свои 15 лет, а вот обманутые им животные погибали бы каждый день. Хотя, конечно, мы были восхищены сообразительностью людей из Long-Term» 12.

Long-Term брал со своих клиентов по два цента в год с каждого доллара инвестиций за управление капиталом плюс четверть всей прибыли. Клиентов вообще привлекала престижность, а уж подход «инвестируйте вместе с гением» оставил бы позади все фонды и фирмы Уолл-стрит. Так или иначе, но Long-Term собрал 1,25 миллиарда долларов — самый крупный в истории начальный капитал для хедж-фонда. Бывшая команда арбитражеров из Salomon теперь работала в обстановке секретности, без внешнего вмешательства и необходимости делиться с другими — «паразитическими» отделами, как в Salomon. Фонд сделал резкий рывок, увеличив вложения инвесторов за первые три года в четыре раза. К концу 1997 года Long-Term Capital оценивался уже в семь миллиардов. Потом конкуренция со стороны других появившихся хедж-фондов снизила прибыльность. 2,3 миллиарда Мэриуэзер вернул своим клиентам — эти деньги рынок уже не мог впитать. Таким образом, хедж-фонд в Гринвиче теперь управлял активами на 129 миллиардов долларов, имел долг приблизительно на такую же сумму и лишь 4,7 миллиарда собственного капитала. С помощью волшебной палочки под названием «гонорар», за счет полученных в долг денег, почти мгновенно были заработаны средства, равные по объему богатству Баффета, которое он накапливал многие годы. Самим же партнерам принадлежала половина этого капитала 13. И хотя пятидесятилетнему Мэриуэзеру с трудом удавалось смотреть собеседникам в глаза, он и его компании выглядели достаточно солидно, чтобы поддерживать свою блестящую репутацию. И партнеры вовсю пользовались этим, диктуя условия клиентам, почти пятидесяти банкам, у которых они занимали средства, и брокерам.

Побить рекорд Баффета было теперь целью большинства крупных финансовых менеджеров в мире. Некоторые считали, что Мэриуэзер, по крайней мере подсознательно, зол на Баффета за то, что тот не защитил его в Salomon, а потом отказался опять взять на работу 14. Не ставя никого в известность, Long-Term Capital делал короткие позиции по Berkshire Hathaway, считая, что BRK переоценена по сравнению со стоимостью акций, которыми она владеет 15. Более того, Long-Term основал компанию по перестрахованию Osprey Re, названную в честь медного орла, установленного на фонтане перед зданием Long-Term. Osprey Re должна была страховать от землетрясений, ураганов и других природных катаклизмов — иными словами, она входила на территорию Аджита Джейна. Канавы вдоль дороги под названием «страхование» были усеяны обломками. Баффет — ярчайший пример осмотрительности — в молодые годы сам чуть не стал одним из них. Это была такая дорога, что каждый новичок, который выезжал на нее, должен был лишний раз проверить, есть ли у него в кармане ключи от тягача, способного вытащить его из канавы.