Владимир Малышев - Русская Атлантида. Невероятные биографии

Во время войны, зарабатывая на жизнь, великому шахматисту пришлось работать в антикоммунистической газете, издававшейся в Париже при немцах, шахматным обозревателем. После войны Алехина обвинили во Франции в «коллаборационизме» и подвергли преследованиям. Не мог он вернуться и в СССР: тогда по всей Европе сновали агенты НКВД, разыскивая выходцев из России, которых на родине ждал ГУЛАГ и расстрельный подвал. Великому шахматисту пришлось обосноваться в Португалии.

В августе 1946 года должен был состояться матч за звание чемпиона мира между русским эмигрантом и советским гроссмейстером Михаилом Ботвинником. 23 марта ФИДЕ дала согласие на матч, а уже на следующий день стало известно, что Алехин неожиданно скончался. В эмигрантских кругах были убеждены, что чемпион мира стал жертвой агентов НКВД. Его прах позднее перевезли в Париж, где похоронили на русском кладбище с надписью на могиле: «Александр Алехин – гений шахмат России и Франции». Он стал единственным чемпионом мира, умершим непобежденным.

Любопытно, что в те годы председателем Всесоюзной шахматной секции был полковник НКВД Борис Вайнштейн, который люто ненавидел «белогвардейца» Алехина. Ясно также, что советские власти опасались, что в случае победы Алехина, которого тогда считали «непобедимым», это произведет невыгодный для СССР пропагандистский эффект в мире. Но что же произошло на самом деле?

Чемпиона мира нашли мертвым в гостинице «Парк-Отель» городка Эшторил близ Лиссабона. В его номере на столе оставалась посуда, свидетельствовавшая, что он с кем-то ужинал. Согласно официальной версии, чемпион мира задохнулся, якобы подавившись куском мяса во время еды. В 1980 году советский гроссмейстер Юрий Авербах специально съездил в Эшторил, чтобы узнать причину смерти великого шахматиста. Вернувшись, он подтвердил официальную версию. Однако многие за пределами СССР ей не поверили, полагая, что Авербах лишь выполнял задание советских властей.

В 2009 году в одной из русскоязычных газет Чикаго была опубликована сенсационная статья некоего Бориса Смоленского. Он сообщил, что сотрудник ресторана в Эшториле, где ужинал Алехин, будто бы признался перед смертью своим родственникам, что в марте 1946 года получил от двух людей, говоривших с сильным иностранным акцентом, большую сумму денег за то, что подсыпал в еду шахматиста какой-то порошок. Известно также, что португальский католический священник отказался участвовать в погребении Алехина, так как на лице усопшего были явственно заметны следы насильственной смерти.

Что же произошло на самом деле в далекой Португалии? Увы, тайна смерти великого шахматиста, наверное, так никогда не будет раскрыта. Но версия о том, что НКВД и в самом деле могло коварно отравить эмигранта-белогвардейца, чтобы он не победил в матче на звание чемпиона мира советского шахматиста, вполне имеет право на существование. Тайных убийств и загадочных смертей, которые планировали тогда на Лубянке, было хоть отбавляй. Впрочем, есть и еще одна версия гибели великого шахматиста. Будто бы к смерти Алехина причастны американские спецслужбы. Американцы опасались, что выиграет Ботвинник и мировая шахматная корона уплывет в СССР.

В Нью-Йорке вскоре появится улица Сергея Довлатова. Решение об этом приняли муниципальные власти по просьбе живущей в США группы почитателей таланта писателя. На этой улице в квартале Квинс он жил, когда приехал в Америку.

Довлатов родился в Уфе, где оказались в эвакуации его родители, театральные работники, в 1941 году. Однако уже в 1944 году его семья возвратилась в Ленинград. После окончания школы будущий писатель поступил на отделение финского языка филологического факультета Ленинградского университета. Проучившись в нем два с половиной года, был исключен за неуспеваемость – не сдал экзамен по немецкому языку. После отчисления из Университета три года прослужил в армии. Попал во внутренние войска, в охрану исправительных лагерей в республике Коми, где познакомился со страшной изнанкой «другой» советской действительности. После армии поступил на факультет журналистики ЛГУ, работал в студенческой многотиражке. С 1972 по 1975 гг. жил в Эстонии, где работал в местных газетах, писал рецензии для журналов. В 1976 году за публикации в иностранной прессе был исключен из Союза журналистов СССР. Набор его первой книги, подготовленный в эстонском издательстве, был уничтожен по указанию КГБ. В 1978 году Довлатов эмигрировал и поселился в США.

Довлатов писал простым и ясным языком. Его проза лаконична, лишена каких-либо украшений, в ней нет описаний сложных психологических коллизий, изысканных картин природы. Его персонажи говорят тем языком, который мы слышали на улицах и на кухнях коммунальных квартир, и который он услышал в эмигрантских кварталах Нью-Йорка.

Довлатов пил, как часто пьет по-черному разочарованный происходящим вокруг русский интеллигент, хотя его отец был еврей, а мать – армянка. Пьянство в его рассказах неотделимо от самого писателя, как оно, увы, до сих пор неотделимо от российского быта. Близко знавший Довлатова Александр Генис писал: «Сергей ненавидел свои запои и бешено боролся с ними. Он не пил годами, но водка, как тень в полдень, терпеливо ждала своего часа. Признавая ее власть, Сергей писал незадолго до смерти: «Если годами не пью, но помню о Ней, проклятой, с утра до ночи».

За двенадцать лет жизни в эмиграции Довлатов издал двенадцать книг в США и Европе. В Нью-Йорке начал издавать газету на русском языке «Новый американец». Его прозу переводили на английский. Довлатов стал вторым после великого В. Набокова русским литератором, писавшим в престижном журнале «Нью-Йоркер». Однако много литературных наград при жизни он так и не получил. Ему была присуждена премия американского ПЕН-клуба за лучший рассказ 1986 года. Но от премии писатель отказался. По условиям конкурса, премия присуждалась неопубликованной вещи, а Довлатов предпочел опубликовать свои рассказы.

О своей жизни сам он написал так: «Я родился не в очень-то дружной семье. Посредственно учился в школе. Был отчислен из Университета. Служил три года в лагерной охране. Писал рассказы, которые не мог опубликовать. Был вынужден покинуть родину. А в Америке я так и не стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят по-русски. Я неохотно говорю по-английски. В моем родном Ленинграде построили дамбу. В моем любимом Таллине происходит непонятно что. Жизнь коротка. Человек одинок. Надеюсь, все это достаточно грустно, чтобы я мог продолжать заниматься литературой…».