Михаил Иванов - Япония в годы войны (записки очевидца)

Чем ближе подходил наш пароход к причалу, тем отчетливее слышалось дыхание огромного портового города с населением, перевалившим в ту пору за 7 млн. В какофонии звуков переплетались пароходные, паровозные и автомобильные гудки, лязг и скрежет портовых кранов и якорных цепей, грохот вагонов на эстакадах. До войны я видел ленинградский и одесский порты, успел немного познакомиться с крупнейшими портами Японии, однако шанхайский порт оставил у меня особое впечатление.

До войны Шанхай считался одним из крупнейших коммерческих портов мира. Это были морские ворота Китая. В числе первых городов Китая Шанхай познал горечь войны и японской оккупации. Еще до того как вспыхнула война на Тихом океане, в Шанхае царило многовластье. Японские оккупационные власти чувствовали себя здесь господами положения, оставив муниципальным чиновникам нанкинского правительства Ван Цзин-вэя лишь право поддерживать порядок в китайских кварталах. В международном сеттльменте, на французской и английской концессиях консульские функции выполняла международная полиция. В день, когда началась Тихоокеанская война, японские оккупационные власти предъявили ультиматум, потребовав от управляющих концессиями передачи всех их полномочий, а от командиров находившихся здесь канонерских лодок союзников – сдачи в плен. На смену «режиму капитуляций» в Шанхае пришел режим японской военной оккупации с более жестокими формами угнетения китайского населения.

Еще в Токио нас предупредили, что все интересующие нас вопросы необходимо решать через посредство японского генерального консульства. Советский Союз не признавал японскую агрессию правомерным актом, а нанкинское правительство – законным правительством китайского народа, поэтому ни посольства, ни консульства в те годы в Шанхае мы не имели. Права и интересы советских граждан защищал консульский отдел посольства СССР в Токио, присылавший время от времени своих представителей в Шанхай.

Одним из первых вопросов, с которым мы обратились к японским властям по прибытии в Шанхай, было освобождение группы советских граждан, арестованных японскими властями по нелепому обвинению в «недозволенной деятельности» в зоне действий японских войск.

В середине 1942 г. шанхайские тюрьмы оказались переполненными арестованными китайцами, а также русскими и другими иностранцами по обвинению во враждебном отношении к японским оккупационным властям на территории Китая. Когда началась война на Тихом океане, аресты приняли массовый характер. Проводились они без каких-либо прокурорских санкций, чаще всего по ложному доносу продажной агентуры, вербуемой японской разведкой и контрразведкой. Находившихся здесь советских людей арестовывали за их советское гражданство, за связь с родными в Советском Союзе, за выражение симпатий к СССР, работу в советских организациях в Шанхае, посещение Клуба советских граждан и по многим другим беспочвенным обвинениям, а иногда и без обвинений, как было принято говорить, «в превентивном порядке». Аресты имели целью запугать неустойчивых жителей Шанхая, изолировать «потенциально опасных» людей от остальной колонии, постепенно ликвидировать колонии советских граждан и русских на оккупированной территории Китая, как это практически уже было сделано в самой Японии.

В одну из ночей июля 1942 г. японская контрразведка арестовала двух командированных из Москвы советских работников, обвинив их в том, что они якобы занимались враждебной антияпонской деятельностью. Несмотря на наши решительные требования освободить арестованных или хотя бы разрешить встречу с ними, японские военные и консульские власти много дней не давали ответа, продолжая стряпать новые фальшивые обвинения. Посольство в Токио и его представители в Шанхае настойчиво добивались свидания с нашими товарищами, ставшими жертвами полицейских провокаций. Наконец свидание состоялось. То, что нам довелось увидеть, превзошло самые худшие ожидания.

Все мы слышали о японских тюрьмах и лагерях смерти, о бесчеловечном обращении с арестованными, изощренных пытках. Однако здесь было еще хуже. Шанхайские тюрьмы – это грязные каменные казематы, лишенные воздуха и света. В камере нет ничего, кроме соломенной грязной циновки и лохани с тухлой водой. Зимой в них холодно и сыро, летом – душно. Сопровождавшие нас работники японского генерального консульства сообщили, что это самая первоклассная тюрьма в Шанхае и предназначена для политических и государственных преступников. Стало быть, подумали мы, тюрьмы для китайцев и местных граждан еще хуже. Тысячи насекомых лишали арестованных отдыха и покоя, доводя их до исступления. От параш и бочек с нечистотами, специально оставленных под окнами, воздух в камере был постоянно отравлен аммиачными парами, вызывая у арестованных сильнейшие головокружения и рвоту. Пища арестованных состояла из какого-то подобия рагу из гнилых овощей и прокисшей зеленой ботвы. Посещения и передачи родственников и знакомых были запрещены.

Обращение с арестованными отличалось необычайной жестокостью. Допросы велись грубо, с применением пыток, арестованных на них водили с завязанными глазами. Все было подчинено одному – сломить волю, любой ценой добиться признания выдвинутых обвинений. Эти и другие подробности мы узнали во время встречи с арестованными товарищами.

Перед тем как разрешить им свидание с советским консулом, заключенных долго готовили, даже лечили китайскими травами, чтобы устранить видимые следы побоев. Несмотря на перенесенные мучения, советские люди держались мужественно и стойко. При нашем появлении их первый вопрос был: «Как дела на советско-германском фронте?» В страшных тюремных застенках Шанхая советские люди твердо верили в нашу окончательную победу.

Один из арестованных при встрече не мог говорить, внутри у него все хрипело и клокотало. Оказалось, его били мешками с песком, повредив при этом легкие и почки, хотя внешних признаков и не было видно. Он мог объясняться с нами лишь жестами и мимикой.

Молодая советская женщина по имени Люда, в прошлом активная общественница Клуба советских граждан в Шанхае держалась на беседе неуверенно, то и дело плакала. Выяснилось, что к ней наряду с физическими применяли и психологические истязания. В камеру подсадили фанатичную монашку, которая старалась приобщить ее к христианской вере: заставляла по нескольку раз в сутки молиться, читать вслух Евангелие и т. д. Если девушка отказывалась, ее лишали пищи, воды, возобновляли истязания. Забегая вперед, скажу, что на встрече с консулом в 1943 г. она вошла в комнату свиданий, крестясь и целуя Евангелие. Она торопилась окончить встречу, чтобы скорее исповедаться в своих «грехах». Мы предполагали, и это подтвердили наши врачи: организм молодой женщины не выдержал насилия, разум ее помутился.