Михаил Иванов - Япония в годы войны (записки очевидца)

Со времени интервенции 1918-1922 гг. японские империалисты использовали белогвардейские банды на Дальнем Востоке как ударную контрреволюционную силу в борьбе с Советской властью. Они всячески поддерживали очаги белой эмиграции в Маньчжурии и Восточном Китае, вербуя среди ее монархической и черносотенной части свою агентуру. Атаманы Семенов, Калмыков, барон Унгерн, монархист Радзиевский, настоятель русского собора в Харбине Иоанн и многие другие «белые вожди» находились на содержании японцев. Вынашивая агрессивные планы в отношении нашей страны, японские военные круги сохраняли русские эмигрантские организации, вроде Союза русских офицеров, поддерживали в них дух антисоветизма, ненависть к СССР.

Позднее, когда среди белой эмиграции произошло заметное расслоение, стали рушиться надежды на восстановление монархических порядков в России, постепенно вымирали бежавшие из Сибири главари белых банд, выросло новое поколение русских эмигрантов, японское эмиграционное бюро с целью сохранения ядра русской эмиграции пыталось вовлечь в число ее руководителей таких влиятельных представителей шанхайской интеллигенции, как А. Н. Вертинский, редактор местной газеты «Новая жизнь» В. Чиликин и др. Японские власти делали все, чтобы помешать эмигрантам вернуться на Родину. Их преследовали, обливали грязью, спекулировали на их прошлых колебаниях, угрожали расправой, лишали работы, запрещали переписку с советским консульством и т. д. Всеми способами стремились настолько скомпрометировать этих людей, чтобы их возвращение в Советский Союз стало делом безнадежным. Последним шагом со стороны японских эмиграционных властей было издание циркуляра, запрещавшего проживание в оккупированной зоне лиц без гражданства. Большой группе русских эмигрантов, в том числе и А. Н. Вертинскому предстояло покинуть Шанхай.

Во время нашего пребывания в Шанхае осенью 1942 г. и в последующие приезды пришлось немало потрудиться, чтобы оградить А. Н. Вертинского от притеснений японских властей. Одной из действенных мер было восстановление его в советском гражданстве и выдача советских паспортов ему и его семье. Уже в разгар Великой Отечественной войны А. Н. Вертинский был непреклонен в своем решении окончательно порвать с русской эмиграцией и как можно скорее уехать в СССР. Однако лишь в середине 1944 г. советскому посольству удалось вызволцть А. Н. Вертинского из японской неволи и обеспечить его благополучное возвращение в Советский Союз.

Режим японской оккупации в отношении местного населения – китайцев, корейцев, монголов, филиппинцев, малайцев и других национальностей – был чудовищно жестоким. Не лучше было и положение русских, особенно в менее крупных городах, чем Шанхай, таких, как Ханькоу, Тяньцзинь, Циндао, где отсутствовала постоянная консульская защита. Оккупационные власти чинили над русскими суд и расправу, насильственно заставляли говорить на японском языке, ограничивали в приеме на работу, свободе передвижения по городу, выборе места жительства, лишали права на почтовую переписку и т. д. Приведу один из примеров.

Летом 1943 г., в разгар войны в Азии, в Шанхае состоялись так называемые «Азиатские олимпийские игры» по боксу, борьбе и теннису. Японские правящие круги хотели продемонстрировать азиатским народам свое «высочайшее покровительство». Поэтому для участия в играх в Шанхай прибыли национальные команды с Филиппин, из Индокитая, Гонконга и Малайи. Оккупированный Китай, видимо, не смог выставить своей команды, и потому решили составить «китайскую» команду из эмигрантов. Фаворитами игр были, естественно, японцы.

Помню, как-то пришел в консульство на прием русский по фамилии Левченко, ходатайствовавший о принятии его в советское гражданство. Робко вошел в комнату, застенчиво остановился у двери. Вид не внушительный, небольшого роста, одет плохо. Я пригласил его сесть и повел обычную беседу о целях принятия гражданства, о порядке оформления ходатайства. Это была первая встреча с Левченко, я больше задавал вопросы, а он неторопливо отвечал. На вопрос, какую имеет специальность и чем собирается заниматься в СССР, он ответил, что имеет несколько специальностей, но хотел бы заниматься боксом. Меня это удивило, я принялся его подробно расспрашивать.

Оказалось, что Левченко привезли родители из Сибири в 1924 г. еще маленьким мальчиком. Вскоре отец, а затем и мать умерли от голода. Учиться по-настоящему ему не довелось, так как с десяти лет пришлось работать за кусок хлеба. Служил при магазине одного русского купца разносчиком, работал упаковщиком, газетчиком, поваренком, чистильщиком, сторожем, почтальоном, носильщиком, грузчиком, в последнее время – водолазом по очистке фарватера реки Вампу. Несколько лет тому назад Левченко увлекся боксом и успешно выступал на любительском ринге. Когда разговор зашел о боксе, Левченко спросил, можно ли ему принять участие в «Азиатских олимпийских играх», куда его уже пригласил шанхайский муниципалитет. Я ответил: почему же нет, если способен драться?

Вскоре в Шанхае состоялись заключительные встречи игр, в том числе и по боксу. Пригласили на них в качестве зрителей и нас, советских дипломатов, усадив на почетные места неподалеку от японского генерального консула Хориути. В финальной встрече участвовали чемпион Японии Омура и наш Георгий Левченко. Японец был значительно крупнее Левченко. Держался самоуверенно, поскольку считался фаворитом.

Бой продолжался десять раундов. В течение восьми раундов Омура беспощадно избивал Левченко, не раз загоняя его в угол ринга. Русские в зале пытались возгласами подбодрить нашего боксера, но это, видимо, мало ему помогало. Хориути торжествовал, а мы с коллегой чувствовали себя, честно говоря, скверно, как будто вместе с Левченко избивали и нас. Но уже в ходе девятого раунда зрители стали замечать, что Левченко еще не намерен сдаваться. Последний раунд Омура, по всей вероятности, собирался завершить одним сильным ударом. Но вдруг во время очередной атаки японского боксера Левченко нанес ему сильнейший боковой удар. Омура рухнул вниз лицом, разбросав в стороны руки и ноги. На счет рефери он не реагировал. Нокаут Георгия Левченко объявили победителем. Я взглянул на Хориути: он был мрачнее тучи. Видно, самолюбивый дипломат никак не ожидал такого конца поединка. Воспользовавшись паузой в состязаниях, мы попрощались с организаторами спортивных состязаний, отметив, что это был бой достойных противников.

Левченко не раз потом приходил в советское консульство. Он никогда не жаловался. Работу водолаза он потерял, другой найти не мог. Как только узнавали, что это он публично побил японского чемпиона, ему везде отказывали, намекая на то, что он хороший боксер, но плохой дипломат. Советское консульство энергично ходатайствовало о приеме Левченко в гражданство СССР, старалось помочь ему устроиться на работу в Клубе советских граждан.