Михаил Иванов - Япония в годы войны (записки очевидца)

В Токио весть о победе на Волге стала поистине ошеломляющей сенсацией. Дело в том, что японская информационная служба, желая угодить немецким союзникам, не раз во всеуслышание заявляла о падении Сталинграда. Выход немцев летом и осенью 1942 г. к Волге преподносился японской пропагандой как выдающаяся победа немецкого оружия. В правительственных кругах верили, что настал час окончательного поражения Советского Союза, с чем, как известно, японские милитаристы связывали свои планы войны против СССР. Вспоминается, как на приеме в советском посольстве 7 ноября 1942 г. японские дипломаты и корреспонденты не без ехидства интересовались, каких жертв стоило русским удержание клочка земли на берегу Волги. Откровенное злорадство и лицемерное сочувствие сквозили в вопросе: «Зачем дальнейшее упорство, если война уже проиграна?»

Сообщение Совинформбюро от 22 ноября о контрнаступлении советских войск и окружении под Сталин градом 300-тысячной армии фельдмаршала Паулюса прозвучало как гром среди ясного неба, вызвало огромный резонанс во всей Японии, не оставив безучастным никого. Японские правящие круги и военщина бесновались от злобы. Печать и радио поначалу прибегли к тактике замалчивания нашей победы под Сталинградом: скрывали размеры немецкой катастрофы, объявили слухи о Сталинграде «опасными мыслями». И все-таки правда о битве на Волге, несмотря на ухищрения военной цензуры, в сравнительно короткое время стала достоянием широких слоев населения, постепенно распространившись в действующей армии и флоте. В немецкой колонии в Токио, так же как и во всей Германии, был объявлен трехдневный траур.

Из победы под Сталинградом мы, работники посольства, сделали для себя два важных вывода: первый – перелом в войне на восточном фронте, происшедший после Сталинграда, может повлечь за собой перелом и в войне на Тихом океане, облегчит переход наших союзников от обороны к наступлению; второй – урок Сталинграда не пройдет даром для японского командования, заставит его, хотя бы временно, воздержаться от выступления против СССР. Дальнейшее показало, что эти предположения были правильными. Сталинградская победа вызвала раскол в лагере фашистских государств, породила новую грызню в японском руководстве и военном командовании.

Те, кто подготовил и развязал в 1941 г. войну на Тихом океане и в Южных морях, считали, что Сталинград оправдал их выбор, подтвердил правильность их позиции. Совершенно иной точки зрения придерживались сторонники немедленной в 1941 и 1942 гг. войны на Севере; они утверждали, что после Сталинграда шанс легкой победы над Советским Союзом утрачен, а нового такого шанса может и не быть. К ним относились: министр иностранных дел Мацуока, бывший премьер Хирота, генералы Умэдзу, Итагаки.

Однако провал военных планов Германии под Сталинградом был не единственной и даже, вероятно, не главной причиной борьбы в японском руководстве на рубеже 1942-1943 гг. Истинные причины лежали значительно глубже, и в них следовало каждому из нас обстоятельно разобраться. Мои товарищи по посольству последние месяцы безвыездно находились в Токио, внимательно следили за происходившими здесь событиями и прессой, а потому и лучше ориентировались в новой военно-политической обстановке. Наше общее мнение сводилось к тому, что «молниеносная война» и у немцев и у японцев провалилась. В более конкретных оценках мы иногда расходились. Одни, например, полагали, что именно обстановка на фронте, прежде всего на Тихом океане и в Китае, вызывала повышенную нервозность японского руководства. Другие, не возражая против этого, основной причиной считали неблагоприятную для Японии международную обстановку, которая в конечном счете и решит исход войны. Ахиллесовой пятой военной машины Японии все мы считали катастрофически ухудшавшееся внутреннее положение страны, которое наблюдали своими глазами.

Вернувшись в Японию, я снова окунулся в водоворот событий и скоро понял, что тысячу раз были правы руководители Наркоминдела, которые требовали от нас, молодых дипломатов, неустанного труда, чтобы научиться видеть за лежавшими на поверхности событиями и незначительными фактами глубинные процессы и подводные течения, определявшие сложный и противоречивый климат военной Японии. За два года моей командировки в Японию около шести месяцев я потратил на поездки в Китай, Корею, Маньчжурию и Владивосток. Меня постоянно преследовало чувство неудовлетворенности. Несмотря на 15-16 часов ежедневного труда (работа в консульстве, поездки в японские учреждения, встречи и беседы, занятия в школе языком, газетные переводы и пр.), мне казалось, что я трачу напрасно время командировки, погряз в текучке мелких дел.

Правда, я уже относительно свободно пользовался японским языком, а после поездки в Шанхай стал более бегло говорить на английском, но не это было главным. Недоставало глубокого понимания сути событий, умения связать их в единую логическую цепь, выявить основную тенденцию их развития. Я чувствовал, что все еще остаюсь «резервистом» в дипломатии, а не кадровым работником Наркоминдела. Несмотря на мою просьбу перевести меня на оперативную и информационную работу, руководство посольства решило оставить меня на консульской работе. Получив дипломатический ранг третьего секретаря, я исполнял обязанности отсутствовавшего в то время заведующего консульским отделом посольства.

Обстановка в стране отнюдь не благоприятствовала моим планам дальнейшего расширения связей, налаживания новых контактов, более глубокого изучения страны, ее языка, истории. Ухудшалось международное и внутреннее положение Японии, усиливалась деятельность ультранационалистических и открыто фашистских организаций.

Как-то в начале 1943 г. в советское консульство зашел с прощальным визитом прогрессивный польский журналист В. Пискор. Ему было предписано покинуть страну в связи с новым законом, запрещавшим иностранцам проживание в Японии, если они не работали по правительственному контракту или не состояли в браке с японскими подданными. Он покидал Японию без особых сожалений. – «Трех лет, проведенных в Стране восходящего солнца, – говорил В. Пискор, – было вполне достаточно, чтобы навсегда расстаться с буржуазными иллюзиями и стать воинствующим антифашистом, если не коммунистом». У него были обширные связи в журналистских и дипломатических кругах Токио, поэтому он хорошо знал положение в стране и охотно делился своим мнением.

В. Пискор рассказал о том, что в руководстве Японии все сильнее становятся настроения в пользу полной фашизации страны. По его словам, генерал Тодзио метил на пост премьера «Восточно-Азиатской империи», образования которой так усердно добивался.