С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

В сущности и во всех отношениях я по природе своей даже более обособлен от человечества, чем сам Натаниэль Готорн, который был одинок среди толпы и о ком Салем узнал лишь после его смерти. Следовательно, стоит принять за аксиому, что окружающие люди абсолютно ничего не значат для меня, являясь лишь компонентами общего ландшафта и пейзажа... Моя жизнь проходит не среди людей, но среди мест - мои привязанности не личные, но топографические и архитектурные... Я всегда аутсайдер - ко всем местам и всем людям - но и у аутсайдеров есть свои сентиментальные предпочтения в окружении. Я буду безаппеляционен только в утверждении, что мне нужна именно Новая Англия - в той или иной форме. Провиденс есть часть меня - я есмь Провиденс... Провиденс - мой дом, и здесь я закончу свои дни, если мне доведется проделать это с неким подобием спокойствия, достоинства или сообразности... Провиденс всегда будет передо мной, как цель, к которой надо стремиться, - подлинный Рай, когда-нибудь возвращенный.

Добилось ли письмо желаемого эффекта или нет, но вскоре после него Лилиан решила, что ее племяннику следует переехать в Провиденс, а не в Бостон или Кембридж. После первого предложения, сделанного в конце марта, Лавкрафт предположил, что он сможет переехать в комнату в пансионе Лилиан в доме 115 на Уотермен-стрит; в новом письме Лилиан сообщила, что нашла для них обоих квартиру в доме 10 на Барнс-стрит, к северу от кампуса университета Брауна, и спрашивала Лавкрафта, брать ли ее. Он ответил новым почти истерическим письмом:

Ух, ты!! Бац!! Ура!! Ради Бога, хватай квартиру без секунды задержки!! Я не могу поверить - это слишком хорошо, чтобы быть правдой!... Кто-нибудь, разбудите меня, прежде чем сон станет столь реальным, что я не вынесу пробуждения!!!

Брать ее? Ну, еще бы!! Не могу писать связно, но тотчас, как только смогу, займусь упаковкой вещей. Барнс возле Брауна! До чего глубоко я смогу вдохнуть воздух после всего здешнего инфернального зловония!!!

Я привожу отрывки из писем в таком объеме (а некоторые из них продолжают в таком духе целыми страницами), чтобы показать, насколько близко к пределу должен был подойти Лавкрафт. Два года он пытался сделать хорошую мину при плохой игре, пытался убедить Лилиан - и, возможно, себя, - что его приезд в Нью-Йорк не был ошибкой... но как только возникла перспектива вернуться домой, он ухватился за нее с готовностью, которая выдает глубины его отчаяния.

Главным вопросом, конечно же, было, где поместится Соня - или, возможно, поместиться ли она вообще. В письме от 1 апреля Лавкрафт мимоходом замечает: "С Г всецело одобряет переезд - получил от нее вчера удивительно сердечное письмо"; а пять дней спустя он коротко добавляет: "Я надеюсь, она не рассматривает переезд в слишком печальном свете - или как нечто, достойное критики с позиции лояльности и хорошего такта". Я не знаком с точным контекстом или скрытым смыслом этого замечания. Примерно неделю спустя Лавкрафт рапортует Лилиан, что "С Г оставила немедленный бостонский план, но по всей вероятности будет сопровождать меня в Провиденс", - пускай это всего-навсего означало, что она вернется в Бруклин, чтобы помочь ему упаковаться, а затем проводит его в Провиденс, что помочь обустроиться в новой квартире; определенно, в тот момент и речи не шло об ее проживании или работе в Провиденсе.

И все же подобная перспектива явно время от времени рассматривалась - по крайней мере, Соней, а, возможно, и Лавкрафтом. Она цитирует строчку из рассказа "Он" ("я... оттягивал возвращение домой, к своей родне, чтобы не показалось, что я приполз обратно после постыдного поражения"), которую Кук приводит в своих воспоминаниях, и колко добавляет: "Это только часть правды. Он желал больше всего на свете вернуться в Провиденс, но еще и желал, чтобы я с ним поехала, и этого я не могла сделать, поскольку там не было для меня подходящих вакансий; то есть, соответствующих моим способностям и моим потребностям". Возможно, к этому критическому периоду относится самый драматичный отрывок из ее воспоминаний:

Когда он больше не мог выносить Бруклин, я - сама - предложила ему вернуться в Провиденс. Он сказал: "Если мы сможем с тобой вдвоем вернуться и жить в Провиденсе, благословенном городе, где я был рожден и взращен, я уверен, что буду счастлив". Я согласилась: "Я бы ничего так не хотела, как жить в Провиденсе, если бы я могла найти там работу, но в Провиденсе нет той рыночной ниши, которую я могу заполнить". Он вернулся в Провиденс один. Я приехала гораздо позднее.

Г.Ф. в то время жил в большой комнате-студии, где делил кухню с еще двумя жильцами. Его тетя миссис Кларк имела комнату в том же доме, тогда как миссис Гэмвелл, более молодая тетя, жила в другом месте. Далее у нас была беседа с тетушками. Я предложила снять дом побольше, нанять хорошую прислугу, оплачивать все расходы, чтобы обе тетушки жили с нами, ничего не тратя или, по крайней мере, тратя гораздо меньше, но живя гораздо лучше. Мы с Г.Ф. действительно договорились об аренде подобного дома с правом его покупки, если он нам понравится. Г.Ф. пришлось бы занять одну его часть под свой кабинет и библиотеку, а я бы заняла другую часть под свое собственное деловое предприятие. Тогда же тетушки вежливо, но твердо информировали меня, что ни они, ни Говард не могут позволить, чтобы жена Говарда зарабатывала на жизнь в Провиденсе. Так-то вот. Теперь-то я все о нас поняла. Гордость предпочла страдать молча - как их, так и моя.

С этим рассказом немало проблем. Во-первых, ясно, что не Соня была тем, кто "предложил ему вернуться в Провиденс", иначе Лавкрафт не повторял бы Лилиан без конца, что Соня одобряет переезд. Во-вторых, невозможно точно определить, когда произошла эта "беседа" в Провиденсе. Далее Соня сообщает, что она сперва соглашалась на работу в Нью-Йорке (видимо, оставив место в кливлендском "Halle's"), чтобы быть поближе к Лавкрафту и, возможно, проводить выходные в Провиденсе, но затем получила предложение из Чикаго, которое было слишком хорошим, чтобы от него отказаться. Поэтому она попросила Лавкрафта вернуться на пару дней в Нью-Йорк, чтобы проводить ее; и Лавкрафт действительно ненадолго вернулся в Нью-Йорк в сентябре, хотя Соня утверждает, что отправилась в Чикаго в июле. Значит, есть возможность, что беседа в Провиденсе имела место в начале лета. Замечание Сони, что она приехала в Провиденс "гораздо позднее", может означать, что она приехала туда лишь несколько лет спустя - быть может, даже в 1929 г., поскольку лишь тогда была начата (по инициативе Сони) реальная процедура развода.

Критический момент - это "гордость", упомянутая Соней. Здесь мы видим столкновение культур и поколений во всей его красе: с одной стороны энергичная, возможно, даже властная деловая женщина, старающаяся спасти свой брак, взяв дело в собственные руки, а с другой - обнищавшие викторианские матроны, которые не могут "позволить" социальной катастрофы - чтобы жена их единственного племянника устроила магазин и содержала их самих в том городе, где род Филлипсов по-прежнему воспринимается как нечто вроде местной аристократии. Точная формулировка комментария Сони примечательна: в ней содержится намек, что тетушки могли и примириться с магазином, открой она его где-то еще, кроме Провиденса.