С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Стоит ли критиковать тетушек за их поведение? Определенно, многие из нас, те, кто верит, что добывание денег - высочайшее моральное благо, доступное людям, сочтут его абсурдным, непостижимым и классово оскорбительным; но 1920-е годы в Новой Англии были временем, когда стандарты приличия ценились больше, чем высокий доход, а тетушки просто придерживались правил поведения, в соответствии с которым прожили всю свою жизнь. Если кого-то и стоит критиковать, так это Лавкрафта; был ли он согласен с тетушками по этому вопросу или нет (а вопреки его викторианскому воспитанию, мне кажется, что согласен он не был), ему следовало чуть настойчивее выражать собственные интересы и поработать посредником для достижения какого-то компромисса. Вместо того он, похоже, праздно стоял в стороне, позволяя тетушкам принимать все решения за него. Честно говоря, вполне может статься, что на самом деле Лавкрафт мечтал, чтобы этот брак наконец закончился - или, по крайней мере, был вполне согласен продолжать его только по переписке, каким он действительно будет на протяжении нескольких следующих лет. Все, о чем он мечтал, - это попасть домой; Соня могла приезжать в гости и сама.

Как же нам оценивать двухгодичную супружескую авантюру Лавкрафта? Определенно, достаточно упреков было обращено ко всем ее сторонам: к теткам - за холодное отношение к этому браку и неспособность поддержать финансово или морально бедствующую супружескую пару; к Соне - за идею, что она может переделать Лавкрафта в соответствии со своими желаниям; и, разумеется, к самому Лавкрафту - за то, что он, в общем и целом, оказался беспечным, бесхребетным, эмоционально незрелым и финансово некомпетентным. По первому пункту у нас есть только косвенные доказательства; но последние два давайте рассмотрим более внимательно.

Из воспоминаний Сони становится ясно, что она видела в Лавкрафта своего рода сырой материал, которым она собиралась придать желаемые очертания. Тот факт, что великое множество женщин вступают в брак с подобными убеждениями, нельзя считать слишком смягчающим обстоятельством. По сути, она желала полностью переделать его личность - якобы для его же блага, но в действительности, чтобы сделать его более удобным для нее самой. Она открыто заявляла, что организовала первую встречу Лавкрафта с Лавменом, чтобы "вылечить" Лавкрафта от его расовых предубеждений; определенно, было бы неплохо, если бы она в этом преуспела, но это явно оказалось ей не по силам. Касаясь же прозвищ "Сократ" и "Ксантиппа", она отмечает свою веру в "сократовы мудрость и гений" Лавкрафта и далее пишет:

Вот что я чувствовала в нем и надеялась со временем очеловечить его дальше, направляя его к брачной стезе истинной любви. Боюсь, что оптимизм и излишняя самоуверенность ввели меня в заблуждение - а, возможно, и его. Я всегда преклонялась перед мощным интеллектом сильнее, наверное, чем перед чем-то еще в этом мире (возможно, кстати, потому, что мне самой так сильно не хватало его), и надеялась спасти Г.Ф. из бездонных глубин одиночества и психических комплексов.

Здесь Соня ближе всего подошла к признанию, что в неудаче брака следует отчасти винить и ее. Я не рискну строить догадки о том, имеет ли этот самодельный психоанализ Лавкрафта какую-то ценность; возможно, она справедливо отметила, по крайней мере, его глубинную потребность в одиночестве, а, возможно, и его неспособность (или нежелание, если это не одно и то же) завязать тесные связи с кем-то, кроме ближайших родственников.

И все же Соне следовало лучше понимать, во что она ввязывается. Она сообщает, что "в самом начале нашего романа" Лавкрафт прислал ей экземпляр "Частных записок Генри Райкрофта" Джорджа Гиссинга (1903); она не дает объяснений такому поступку Лавкрафта, но, должно быть, он пытался намекнуть на особенности своего характера и темперамента. Лавкрафт, как ни странно, не упоминает эту книгу ни одному из своих корреспондентов (насколько мне известно); однако несомненно то, что многие моменты в ней поневоле наводят на размышления.

Роман Гиссинга - вымышленный рассказ от первого лица о жизни бедствующего писателя, который позднее получает неожиданное наследство, что позволяет ему уехать в деревню. Он проводит время, делая небрежные записи в дневнике, Гиссинг же в качестве "редактора" представляет читателям тщательно отобранную и скомпонованную серию выдержек из него, разделенную, в целом, на четыре раздела по числу времен года. Это, действительно, очень талантливая работа - но, полагаю, только если читатель согласится со взглядами, выражаемыми Райкрофтом. Подозреваю, что многие современные читатели сочтут их в разной степени отталкивающими или, как минимум, устаревшими. Сама Соня пишет, что отношение к меньшинствам в это романе похоже на то, что она наблюдала у Лавкрафту, но это не самая заметная его особенность. Более примечательно отношение Райкрофта к искусству и, если уж на то пошло, к обществу.

Райкрофт, большую часть времени проведя за сочинением статей за деньги, всегда ненавидел подобную жизнь и теперь взялся ее порицать. Писательство не есть - и не должно быть "профессией": "О ты, несчастный, что в этот час усажен за проклятый тяжкий труд работы пером; пишущий не потому, что в твоем уме, в твоем сердце есть что-то, что необходимо выразить, но потому что перо - единственное орудие, которым ты владеешь, твой единственный способ зарабатывать на хлеб!" Это приводит к порицанию человеческих масс, которые потребляют этот безжизненный труд. "Я не друг народа", - заявляет он откровенно (строка, которую Соня приводит в своих воспоминаниях). "Демократия", - продолжает Райкрофт в отрывке, который, несомненно, доставлял удовольствие Лавкрафту, - "угрожает всем более утонченным чаяниям цивилизации..."

В более личных фрагментах Райкрофт размышляет о себе и о своей способности к чувствам. Хотя он - вдовец со взрослой дочерью, он заявляет: "Так верю ли я, что я хоть когда-нибудь был человеком, достойным любви? Думаю, нет. Я всегда был слишком поглощен собой; слишком критичен ко всему вокруг себя; слишком безрассудно горд". Соня правильно заявляла, что "Частные бумаги Генри Райкрофта" следует прочесть, чтобы понять Лавкрафта; в своей привязанности к родному дому, своем презрении к обществу, своей любви к книгам и во многом другом Райкрофт кажется сверхъестественным двойником Лавкрафта, и можно представить себе ощущение чуда, которое охватило последнего, когда он читал книгу, которая словно бы выражала его самые сокровенные мысли.

Смысл, разумеется, был в том, чтобы Соня прочла "Райкрофта" и осознала полную непригодность Лавкрафта в мужья; но она, как и было сказано, переоценила свою "самоуверенность" и поверила, что сможет избавить его от "комплексов" и сделать его если не заурядным буржуазным кормильцем семьи (она, определенно, знала, что он никогда им не станет), то, по крайней мере, более общительным человеком, любящим мужем и даже более талантливым автором, чем он был. Я не сомневаюсь, что Соня искренне любила Лавкрафта и что она пошла на этот брак с лучшими намерениями и собираясь развить то, что она считала лучшими сторонами своего муже; но она должна была знать, что на самом деле Лавкрафт не такой уж и податливый.