С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

В настоящий раздел, наряду со статьями, опубликованными ранее в периодической печати, включены три рукописи художника: "Автобиографические записки" и пояснения к разработанным Билибиным в 1937 и 1938 гг. программам занятий графикой на графическом отделении живописного факультета ленинградского Института живописи, скульптуры и архитектуры Всероссийской Академии художеств.

Несомненно, что русское народное творчество умирает, почти умерло. Струя новой жизни сметает его, и только кое-где, в глуши, тлеют его последние, гаснущие искры.

Не надо плакать об этом. Так и должно быть: это — прошло детство, а оно не вечно. Но, если детство было хорошее, если есть, что сохранить от него, то это и надо сделать, чтобы все интересные черты выросшего ребенка всесторонне развились в молодом взрослом.

Еще лет сорок тому назад Россия была полна отголосками XVII в., этого очаровательного сказочного времени в отношении народного художественного творчества и кошмарно тяжелого в отношении политическом.

То обстоятельство, что еще почти вчера крестьянки бросили носить долгие сарафаны и кики, вполне понятно: всякий человек склонен подражать тому, что у других, по его мнению, лучше и красивее; и когда состоятельные люди московского периода одевались в богатые узорчатые наряды и обставляли себя предметами тогдашнего комфорта и тогдашней роскоши, то и низшая братия, стремясь, естественно, к лучшему, подражала им. Народное творчество, как и жизнь, никогда не стояло на месте; являлись всегда разные новинки, которые, примешиваясь к старому, впитывались в общее целое, перерабатывались, переваривались, и получалось, хотя и родственное, но уже дальнейшее. И так далее. Новинки эти шли и от высших классов, и от пришлых иноземцев, и от завоевателей, и от завоеванных, и все это сносилось в общую казну народного творчества, смешивалось и жило дальше.

Но вот нагрянули реформы Петра. Наверху все круто переменилось; так круто, что народ не мог понять того, что свершилось, и отстал. То, что произошло там, наверху, было так диаметрально противоположно, чуждо и так непонятно, а, с другой стороны, народная творческая казна была еще так полна преданиями XVII века, что материала для развития народного творчества хватило еще на целое столетие; и вот получается двуглавый XVIII век, где с одной стороны центры и богатый класс в отношении обычаев, одежды, искусства и науки постепенно сливаются с Западом, а народное творчество деревни и далеких глухих городков все еще двигается вперед, разрабатывая наследие старого времени: носятся парчи, роскошные головные уборы, строятся шатровые церкви, все еще жив XVII век!

Но XVIII век прошел, и начинает не хватать пороха в народных пороховницах; а к новому, богатому пробраться трудно, и нелегко оттуда позаимствовать, ибо тяжелы и крепки были цепи крепостного права.

Наконец, цепи спали, и, естественно, народ стремится идти вперед, смутно, определенно не зная, куда, но, непременно, туда, где лучше и радостней, а с сарафанами и всем рукодельем у него связаны воспоминания самые тяжелые и унизительные. И неужели можно удержать эту прорвавшуюся лавину, когда забила ключом жизнь и когда явились другие, более важные, фундаментально новые и неизмеримо более сильные жизненные потребности?!

И нам, ревнителям искусства, остается только собрать бережно то, что осталось от прежнего народного творчества, и доказать, что эти скинутые сарафаны и брошенное рукоделье ни в чем не виноваты, что не от них жилось так плохо, что народное творчество — душа народа и его сила и гордость, что оно не раз спасало и объединяло народ, когда, казалось, он бывал в предсмертной агонии, что оно не есть орудие консерватизма, застоя и регресса и что будет время, когда народ, не всей бессознательной массой, а в лице отдельных сознательных, свободных и культурных лиц вернется и скажет: "Верните нам наши песни, верните нам наши узоры!"

Народное творчество кончилось. Это значит, что народ перестал быть автором дальнейшего развития своих узоров и рукоделий. Это творчество могло развиваться только на почве замкнутости и значительной отрешенности от окружающего. Но крестьяне в свободные долгие зимние вечера и теперь занимаются рукодельем, но уже более не творят. И тут-то и надо явиться к ним на помощь, вырвать из их рук пошлые рукодельные приложения к разным "Нивам", которые бабы вымолили на подержание у местной матушки или лавочницы, и дать им их же деревенские старые образцы и дальнейшую художественную разработку их, втолковав им, что это-то и красиво; но бабы, по большей части, не верят и упорно вышивают по канве розаны и попугаев.

К сожалению, художники наши еще мало занимаются разработкой орнаментальных и декоративных мотивов. Таких помощников поддержания правильного народного ручного труда очень мало; один, два — и обчелся. Из молодежи большинство черпает свои историко-этнографические познания из мест, подобных бутафорской в Академии художеств, стремясь писать громадные никому ненужные полотна на исторические темы.

В губернских городах земская постановка художественной помощи крестьянскому рукоделью поставлена ниже всякой критики. Отношение часто бывает открыто недоброжелательное, так как и эти руководители думают, что какой-нибудь великолепный свой старинный узор есть отсталость и регресс, а попугай из "Нивы" культурность и прогресс, а не пошлость, как оно есть на самом деле.

Кое-где взгляды устроителей разных земских кустарных музеев и т. п. начинают проясняться. В Вологде есть постоянная земская выставка кустарных произведений. Теперь, говорят, ею заведует одна компетентная в этом отношении особа; но летом 1903 года, когда я посетил эту выставку, там было бог знает что такое! Там была целая партия мужицких изделий, заготовленных для выставки Северного края в Ярославле. Вся комната была уставлена точнейшими копиями с швейцарских резных деревянных изделий, т. е. там были тщательно вырезанные из дерева горные козлы и серны, тирольские домики, разрезальные ножички с копытцем козы вместо ручки и т. д., и т. д. Лицо, находившееся при этой выставке, сообщило мне, что вся эта "Швейцария" сработана в Вологодской же губернии под верховным руководством "постоянной выставки", и с особой гордостью указало мне деревянного резного ангела-хранителя, взятого прямо со страниц "Нивы". Я нашел там все кантоны Швейцарии и ни одного уезда Вологодской губернии.

Архангельский губернский музей не содержит в себе этих козлов. Там довольно полно представлена промысловая сторона Северного края. Много моделей рыболовных судов и сетей, большое количество бочонков всех форматов для соления рыбы; много чучел северных зверей и птиц; видно, что над этим постарались. Там же имеются такие курьезы, как старый мундир городничего (s ) и скелет монстра-теленка, родившегося о двух головах. Но меня, как художника, поразило нищенское количество костюмов, тканей и вышивок края, изобилующего всем этим.