С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

Затем долгая пауза в наших свиданиях. На одной из уличек Монпарнаса (это было в 1935 году) мы лицом к лицу повстречались с Александрой Васильевной Щекатихиной. Она бросилась к нам навстречу и воскликнула: "Мы делаем шаги!" Сначала я не мог ничего понять. Но, задав ей несколько вопросов (какие шаги? куда шаги? зачем шаги?), я узнал, что Иван Яковлевич уже без пяти минут советский гражданин. Александра Васильевна потащила нас к себе. Иван Яковлевич встретил нас более чем радостно и сразу принялся рассказывать обо всем своем путешествии к преддверию Родины — в полпредство. Его познакомили с новым нашим послом во Франции, профессором Потемкиным, культурнейшим человеком, который вместе со своей супругой Марией Исаевной принял участие в судьбе Ивана Яковлевича, помог ему и материально и морально. Теперь он ходит запросто на чай к Потемкиным, сделавшимся его друзьями. Я рад был за Ивана Яковлевича несказанно! Он тут же показал мне начатое им большое панно "Микула Селянинович", официальный заказ полпредства СССР. По этой работе я увидел, что Иван Яковлевич боится, теряется, неуверен в себе, так как он отвык за эти годы несчастий от своей уверенной композиции и четкого рисунка. Ничего не говоря о деталях этого панно, я дал ему дружеский совет: вообразить себя сидящим в своем ателье на Греческом проспекте и, проснувшись от кошмарного сна, с радостью взяться за работу, чувствуя прекрасную действительность. По-моему, Иван Яковлевич принял во внимание мой шутливый совет, так как я видел потом в полпредстве это панно, и, по-моему, оно было исполнено уверенной рукой мастера.

Однажды мне взбрело на ум сочинить Ивану Яковлевичу оду на его отъезд на Родину и иллюстрировать ее моими эстампами. Как всегда, Иван Яковлевич не остался в долгу и ответил мне тоже в стихотворной форме. Надо признать, что этот "опус", как называл он свои стихи, великолепно, в кратких, сжатых словах отразил всю историю его эмиграции.

"Нечто охотничье или натуралистическое (Эн пети кроки ан вер {8}).

Когда внезапная опасность испугает

Зайчишку серого в убежище его,

То, выскочив стремглав, он вихрем удирает,

Куда глаза глядят, не помня ничего;

И лес уже не тот и незнакомый луг. ..

Но происходит вдруг престранное явленье:

Бежал не прямо он, а описал он круг,

Опять к своим местам неведомая сила

Велением судьбы назад его влечет.

Мой кончен краткий стих... а дома зайца ждет,

Быть может, и покой, а может, и могила.

Post scriptum маленький: надеюсь, мы узнаем,

Что в данном случае все вышло хоть куда:

Что заяц наш живет и чтим и уважаем

И больше уж бежать не хочет никуда.

Пускай родимых мест капуста брюхо пучит,

Но он профессор там, и графике он учит.

Voila! {9}

А засим, добрейший товарищ и экс-милостивый государь Иван Иванович с супругой, должен Вам сообщить, что мы были бы очень рады Вас видеть. Вы, я знаю, застенчивы и человекобоязненны, как скромная (и хорошенькая?) девушка. В "среды" Вы к нам никогда не приходите. Ну, пришли бы, скажем, в воскресенье днем. Это и приглашение и "просто так". Во всяком случае, мы будем дома. Un point c’est tout {10}. Всех благ. Ваш И. Билибин.

Мой "посошок" еще не срезан и растет он еще где-нибудь в Венсенском лесу, но, если буду жив, я его срежу" {11}.

Это, по существу, автобиографическое письмо было уже прощальным. Упомянутый Иваном Яковлевичем "посошок", который он еще не срезал,— это ответ на мое четверостишие под эстампом, изображающим путника с посохом в горах Савойи.

В одно из последних наших посещений Билибина он предложил мне и жене взять "на память" по рисунку на выбор. Мы, конечно, не воспользовались его дружеским предложением. Мы знали, как важно было приехать ему с наибольшим количеством работ, по которым его и встретят и примут на Родине. Но все же, чтобы не обидеть Ивана Яковлевича и дать ему возможность проститься с нами так, как он этого желает, я пошел на компромисс; среди его работ был рисунок для обложки журнала "Жар-птица" за 1926 год, его-то я и взял. Номер этот "Жар-птицы" он когда-то преподнес мне с трогательной надписью по-латыни. Я сказал, что это будет лучшая память о нем. Тогда Иван Яковлевич вынул из кармана "стило", нашел указанный мной рисунок и надписал на нем: "Моему старому ученику и приятелю, Ивану Ивановичу Мозалевскому. И. Билибин".

Вскоре Иван Яковлевич покинул Париж. Расставаясь, оба мы как-то странно чувствовали, что расстаемся навсегда, хотя я ему и повторил несколько раз: "До скорого свидания! Вслед за вами приедем и мы!"

Я почувствовал нестерпимое, болезненное одиночество. Уехал мой единственный друг, с которым я прожил душа в душу в чужом городе — прекрасном Париже — десять долгих лет. Захлопнулась в душе моей какая-то дверь, ведущая к самому дорогому, ценному в жизни чувству: чувству дружбы. Мы с женой остались одни.

Я очень был обрадован, с одной стороны, что Иван Яковлевич, наконец, вернулся на Родину, но, с другой стороны, мне очень тяжело было терять такого верного, испытанного друга-приятеля.

Приезжавшие в Париж из Советского Союза передавали мне, что он хорошо устроен и, воспрянув духом, творит, что называется, вовсю. Я был несказанно рад и уже готовился написать ему послание, как налетели события, отвлекшие мои мысли и желания от личных масштабов. Назревала война. И только когда в освобожденном от немецких фашистов Париже я, сам еле живой, пришел (вернее, меня привели) в наше консульство, я узнал, что моего друга и учителя, замечательного русского художника Ивана Яковлевича Билибина уже нет в живых! Он умер в Ленинграде.

Затем появился в газете "Русские новости" некролог {12}.

Я, как и обещал Ивану Яковлевичу, приехал — правда с опозданием на двенадцать лет — на Родину, но его уже не было в живых. Когда в Москве в Третьяковской галерее, а затем в залах Центрального Дома работников искусств была организована выставка, я посещал ее, и это было моим прощанием с близким мне, дорогим человеком и художником.

1"Аполлон"— художественно-литературный журнал. СПб., 1909—1917, ежемесячно; с 1911 — 10 раз в год.

2ГРМ, ф. 97, ед. хр. 26, л. 1.

3ГТГ, ф. 60, ед. хр. 22.

4ГТГ, ф. 60, ед. хр. 24 (6 января 1927 г.).

5ГТГ, ф. 60, ед. хр. 21 (11 декабря 1926 г.).

6ГТГ, ф. 60, ед. хр. 31 (31 декабря 1927 г.).

7ГТГ, ф. 60, ед. хр. 37 (21 февраля 1929 г.).

8Un petit croquis en vers (франц.)— маленький набросок в стихах.

9Вот! (франц.).

10Вот и все (франц.).

11 ГТГ, ф. 60, ед. хр. 38 (11 сентября 1935 г.).

12Вс. Малянтович. Два силуэта. И. Я. Билибин. С. Н. Судьбинин. — "Русские новости" (Париж), 1945, 7 сентября.

Ю. Н. Завадовский

Ивана Яковлевича Билибина все знают преимущественно как знатока русского искусства, как создателя своего билибинского русского стиля. Мало кому, возможно, известен его интерес к Востоку, к восточной тематике, восточному пейзажу и в особенности к тем деталям, накопление которых и составляет специфику Востока. Даже в его русских стилизациях часто присутствуют восточные мотивы, органически переплетаясь с первыми в одно целое. Интерес к Востоку у Ивана Яковлевича был очень глубок и сочетался с отличными знаниями и неутомимыми поисками для уточнения деталей. Мне пришлось соприкоснуться именно с этой стороной его творческой деятельности.