Олег Богданов - Трамплин-полет

Я махнул рукой и свернул с асфальта на грунтовую дорожку, а Костя, лихо выполнив поворот, покатил в гостиницу.

Уже полчаса идут гонки на "формулах". Наша очередь - спортивных специально подготовленных автомобилей - следующая. У меня с годами выработалась целая программа, как унять предстартовую лихорадку, которая начинается часа за два до заезда. Вначале еще терпимо - есть дела, какие-то встречи, разговоры. Но вот, как только стартуют "формулы", наступает самое страшное - все, кто свободен, уходят смотреть гонку, и ты остаешься один на один с собственными мыслями. Но это еще полбеды. Звук гоночных моторов несущихся по трассе машин висит в воздухе. От него никуда не скрыться. И от этого даже внутри холодеет.

В такие минуты я забиваюсь в наш оборудованный для обслуживания гонок "Икарус" и начинаю медленно готовиться. В автобусе есть все. Это одновременно: гостиница, столовая и мастерская, рассчитанная на 5-6 человек. Он предмет зависти многих команд, но избавиться от мандража и здесь невозможно. В свое время я долго думал, чем объясняется предстартовая лихорадка и нужна ли она. Это не страх - тебя просто колотит, бросает то в жар, то в холод, знобит... И когда я уже стал методично воспитывать в себе умение подавлять лихорадку, мне встретился один врач-психолог. Он готовил олимпийскую сборную. "Это нормальное и нужное явление, - сказал психолог. - Организм готовится к колоссальным стрессовым нагрузкам, и происходит как бы самонакачка. Но здесь очень важно не переусердствовать!" Вот с тех пор я и стараюсь поддерживать мандраж умеренной силы, хотя удается это нередко с большим трудом.

Прохаживаясь туда-сюда по автобусу, медленно раздеваюсь до плавок, аккуратно складывая вещи в шкаф. Открываю другой, где лежит все спортивное обмундирование, и медленно, разглаживая каждую складку, начинаю одеваться. Сперва нижнее - нательное белье. Тончайшие трикотажные "ползунки" и рубашку из хлопка... Поверх этого тоже очень тонкий, но шерстяной комбинезон... Когда влезаю в две шкуры, остается третья - грубая синтетическая. "Молнии" пока не застегиваю, а то можно изжариться. Обувь тоже специальная - ботинки из очень мягкой кожи и с тонкой подошвой, позволяющей отлично чувствовать усилия на педали. Многие думают, что все пижонство, и ошибаются - удобно себя чувствовать во время гонки, тонко ощущать все - в сумме это дает даже не одну-две секунды выигрыша, а гораздо больше. Кстати, к спортивной обуви я всегда относился серьезно, и поэтому особенно приятно было увидеть в прошлом году в Финляндии, как чемпион мира по ралли Хану Миккола, садясь перед стартом на скоростном участке в спортивную машину, снимает что-то вроде галош, кладет их сзади себя и остается в ботинках, похожих на борцовки - практически без подошвы.

С обувью было все ясно с самого начала, а вот все остальное я приобрел гораздо позже, после того, как два года назад стал свидетелем ужасной трагедии. Польский гонщик не вписался на "формуле" в поворот, и его развернуло. Идущая сзади машина ударила в бок и рикошетом ушла дальше, а он загорелся. И никто не успел ничего сделать. Столб пламени полыхнул метров на десять вверх. Я сам видел, как загорелся его комбинезон и стал плавиться шлем. Гонщик шевелился, пытался выбраться, но все было кончено в несколько секунд... Как потом выяснилось, у него была сломана рука, и он даже не смог расстегнуть ремни.

От жутких воспоминаний оторвал знакомый голос входящего Виталия Борисова:

- Привет, маэстро! Дрожишь в одиночестве? Ну-ну, дрожи, только не перегрейся. - Я, видимо, еще не успел переключиться, и Виталий сразу это заметил. - Что-нибудь случилось? Ты чего как в воду опущенный?

Мы обнялись.

- Да вот вспомнил тот кошмар с поляком.

- Ну ты даешь! Нашел, о чем думать перед гонкой.

Виталий за последний год, что мы не виделись с ним, сильно располнел, но энергии у него не убавилось. Он ее излучал во всех направлениях. Схватил шлем, повертел его:

- Красивая игрушка. Высший класс!

- Я вот как раз думал, что такие игрушки порой жизнь спасают. Не знаю, как на деле, а все эти доспехи, если верить рекламе, позволяют сносно себя чувствовать в любом пекле около сорока секунд. А ведь за сорок секунд мы бы того парня вытащили.

- Ты чего на меня взъелся? Я что? Против, что ли? Наоборот - рад, что у тебя все на самом высоком уровне. Завидую белой завистью. Вчера, например, смотрел, как твоя "серебряная птица" проносилась мимо - аж слезы стали наворачиваться. А как мотор поет!

- Ладно, ладно - не успокаивай. А то расслаблюсь.

- Знаю я тебя, как ты расслабляешься. Глаза, вон, как две ледышки.

Виталий бросил в шлем перчатки и подшлемник, подергал зачем-то за шнур радиосвязи и аккуратно положил все в коробку.

- Леха, ты скажи, никак не могу успокоиться после вчерашнего - давно я не видел классных машин. Сколько ты на прямой винтил?

- Да, действительно, ты давно не видел приличных автомобилей. Сколько, говоришь, винтил? Да столько же, сколько и ты в свое время - восемь тысяч пятьсот оборотов в минуту.

- Ну ты не заливай! Я так двигатель никогда не мордовал. Все перепутал, это ты сам еще десять лет назад на контрольных заездах такое вытворял. Помнишь?

- Помню. До середины ночи вчера вспоминал. Теперь времена, брат, другие: не открутишь - не поедешь.

- Это у тебя предел - восемь с половиной?

- Кто его знает. Мой "генеральный" говорит, что еще можно подбросить пару-тройку сотен, а я боюсь.

- Да, кстати, а где твой этот, как его, Хуан, Мануэль, Гарсиа или Фанхио? Я его хочу попытать - чего он там с мотором придумал и сколько туда лошадей запихнул, - Виталий стал оглядываться по сторонам, как будто Паратин прятался от него.

- Костя на трассе. Секретов нет, а мощность... где-то сто тридцать - сто тридцать пять. Но у Властимила все равно больше.

- Да, я уже заметил, но это не тот перевес, который нельзя компенсировать.

Чувствую, что Виталия тоже стала бить предстартовая лихорадка: голос стал глуше и завибрировал, глаза заблестели, движения стали резкими.

- Виталь, ты хорошо знаешь Бороду, - так мы называли Властимила, - расскажи мне о нем. Где его можно копануть?

Борисов нервно заходил по салону, потом уселся рядом, побарабанил пальцами по столу и начал еще более глухим, чем обычно, голосом:

- Этому парню, Леша, палец в рот не клади - откусит по локоть. На трассе ведет себя очень смело. Смело до наглости. Сила его в том, что он не похож на других демократов. Те очень быстро адаптируются, находят "свою" траекторию и утюжат ее. Обогнал, они ткнутся пару раз слева, справа - не получается, и отпустят тебя - принимают как должное. Борода действует по-другому - он прекрасный импровизатор. Садишься ему на хвост. Он тебя ведет, ведет по какой-то своей траектории. Ты только приспособился, наметил момент для обгона, а он уже совсем по-другому едет. Опять к нему пристраиваешься, готовишься, а он как чувствует - раз, и сломал твои планы. Но если ему не удается таким образом "стряхнуть" с себя противника - главный козырь он оставляет под конец. Кругов за пять до финиша он начинает усыплять твою бдительность. Приемы все известные - где чуть раньше тормозить начинает, где чуть неправильно делает заход, где траекторию чуть исказит. Но мы привыкли к тому, что ловушки готовятся на одном-двух поворотах. Увидишь такую заготовочку и держишь ее в голове, а сам свою ему готовишь, рассчитывая, что остальную трассу он "пишет" правильно. А Борода, хитрый черт, имеет, прямо скажем, компьютерную память. Он может из круга в круг "врать" совершенно одинаково во всех поворотах и причем так незначительно, что это почти незаметно. В одном из поворотов он, конечно, придуривается больше. И вот на последнем круге он начинает неумолимо от тебя уезжать. Сантиметр за сантиметром из каждого поворота он уходит все дальше и дальше. Ты ничего не понимаешь, нервничаешь, допускаешь ошибки, и на этом все кончается. Я его в свое время так и не осилил, а раскусил только потом, когда уже перестал ездить. Тогда он был еще только талантливым мальчишкой, правда, разница в машинах у нас была значительней, теперь все сблизилось - и машины, и мастерство. Леша! - Он, видя, что я сильно задумался, толкнул меня. - Слышишь? Тихо стало - "формулы" финишировали. Пора.