Анатолий Маляр - Записки одессита. Оккупация и после…
- Название:Записки одессита. Оккупация и после…
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Маляр - Записки одессита. Оккупация и после… краткое содержание
Произведение по форме художественное, представляет собой множество сюжетно связанных новелл, написанных очевидцем событий.
Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся Одессой и историей Второй Мировой войны.
Содержит нецензурную брань.
Записки одессита. Оккупация и после… - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Дома я находился очень редко. Однажды недалеко от нашего дома ко мне подошел католический священник, шедший в сторону костела и подарил красивый медный крестик, что-то сказав при этом (что именно, я не помню). Но мое настроение явно улучшилось, и я побежал домой рассказать о произошедшем событии. Родители на это никак не отреагировали. Они были воспитаны коммунистами-атеистами, думали, что Бога нет.
Огромный двор, посреди которого располагается костел, имел выход на улицу Жуковского через небольшую развалку и два прохода на Ришельевскую и Полицейскую. Слева от центрального портала церкви можно было убегать через лестницу парадной на Полицейскую (теперь Бунина) улицу, и, само собой разумеется, пустовавший двор возле входной двери в храм имел два широких прохода со стороны Екатерининской. По этой причине в этом дворе чувствовали себя в полной безопасности беспризорники, пацаны наших дворов, румынские солдаты, ищущие приключений, и молодые женщины, ищущие солдат…
Среди пацанов, считающихся авторитетами, выделялся круглолицый парень лет двенадцати, Вова Рыбалко. Он был среднего роста, очень широкоплечий, с хорошо развитой мускулатурой рук и ног, и считался взрослым не только для нас, шести — восьмилетних. Глаза его все время что-то высматривали, выискивали. Каким образом он умудрялся поддерживать питанием столько мяса, было загадкой для наших родителей, а возможно, и для румын. Его худощавые сверстники смотрели на Вову с почтением, как на старшего по званию.
На плечах его было много места для будущих генеральских погон, хотя в остальном он был похож на обыкновенного беспризорника. Вова разговаривал с румынскими солдатами, как с равными, таскал откуда-то медные самовары, чайники, шины. Никто ему не мешал. Заменившие румын немцы тоже не обращали внимания на территорию костела и его обитателей — это была некая нейтральная зона, с которой все мирились. И Бог ее хранил. Здесь не бывало стрельбы, а на деревьях никого не вешали.
Моей сестре Дине в 1941 году исполнилось 12 лет. Она была очень подвижной и имела характер, позволяющий верховодить в семье. Не справлялась она только с бабушкой Пелагеей, которая отгоняла ее от себя как назойливую муху. Была у нее подруга — Лора, с которой они стали торговать поштучно сигаретами, папиросами с лотка, прикрепленного к шее, при этом пели песни типа:
Сигареты, спички,
Детские яички
Или:
Румынка-чучело, чучело,
Губы напиндючила
А когда разбой,
На каруцу и домой
До того Дина пробовала учиться в румынской гимназии, где она с удовольствием изучала все предметы, включая немецкий и румынский языки. Не нравился ей Закон Божий. Это было естественно — отец, исключенный из партии коммунист, оставался безбожником, а мама ему во всем доверяла. Настало время оплатить обучение, которое было недорогим, но в нашей семье и таких денег не водилось… Пришлось ей заняться коммерческой деятельностью.
Румынские и немецкие школы, обучавшие немногочисленных школьников, давали хорошие знания по тем предметам, которые в них преподавались. Учили недорого, очевидно, чтобы в дальнейшем иметь квалифицированные кадры для управления завоеванными территориями. Моя сестра, Дина, получив начальные знания в такой гимназии, без проблем, после освобождения города, окончила с золотой медалью одесскую школу рабочей молодежи № 13.
Мне повезло работать с инженером Юрием Дистерговым, который учился в немецкой школе для фольксдойче и после войны легко поступил в Одесский Институт Связи. Можно заключить, что уровень обучения в гимназиях был неплохим.
Советские власти не преследовали детей, получивших начальное образование при оккупантах. О судьбе студентов, учившихся в Одесском университете или медине, я ничего не знаю. Согласно слухам, места на Колыме и дальше для них находились.
С Юрой Дистерговым я работал в правительственной связи в течение семи лет. Нам не приходилось краснеть по поводу незнания техники, не было стыдно за свое детство в оккупации, за послевоенную юность, да и за взрослую жизнь тоже…
Довоенная советская власть заботливо растила молодежь, которая обучалась в «ликбезах», средних и высших учебных заведениях. Но после получения выпускниками специальности, они считалась интеллигенцией, то есть, по меткому выражению Ленина — «гавном нации», без которого под подошвами пролетариат, однако, не мог плавно скользить к «светлому будущему». Судьба нашей семьи иллюстрирует такое отношение властей к выпускникам ВУЗов, считавшимися потенциально неблагонадежными.
Мой отец получил среднее образование в 1916 году. Ходил в серой школьной шинели. Он вспоминал, как спрашивали пожилые люди: «Солдат, как дела на фронте?» Потом его забрали в Красную Армию, в которой грамотных солдат было немного, там его усадили за штабной письменный стол. После окончания гражданской войны послали учиться в Одесский институт народного хозяйства. Складывалась его судьба как будто бы неплохо для молодого непьющего коммуниста…
Получил папа направление в город Макеевку, на должность директора банка, и оказался он в тридцатые годы в самом гнезде шахтерской интеллигенции, «дело» которой вскоре изучали в кратком курсе истории ВКП(б). Родители, конечно, разобрались в том, как людей производили во «враги народа», когда отца исключали из партии… Ни мама, ни папа даже не помышляли о том, чтобы работать по специальности на оккупантов. Они были уверены в нашей победе.
При любом исходе нашей семье была надолго уготована судьба людей второго сорта. Мама получила работу бригадира на заводе им. Ворошилова только в середине 1946 года, из-за того, что была в оккупации. И разрешили ей работать в должности сменного инженера только летом 1952 года, когда стали перемещать евреев в связи с «делом врачей». Побывавшие в оккупации становились для советской власти менее опасными. А евреи — все более виноватыми.
«Что ни делается — все к лучшему…»
Судя по тому, что я слышал от разных людей, немецкие и румынские гимназии и лицеи давали хорошие знания учащимся, которых было немного. Мало кто из одесситов имел возможность оплачивать стоимость образования, а многие вообще считали его излишним. Значительно позже одесситы додумались до того, что любая власть может отобрать у них все, вплоть до свободы, но не в силах отнять знания.
Как сказал один учитель математики в советской школе: «Знание — это оружие, которое нельзя давать всем подряд…» В его скромных преподавательских способностях я очень сомневался. Он учил десятиклассников решать уравнения методом подстановки любых случайных чисел вместо неизвестных.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: