Зинаида Красневская - Переводчики, которым хочется сказать «спасибо» . Вера Николаевна Маркова

Зинаида КРАСНЕВСКАЯ

ПЕРЕВОДЧИКИ, КОТОРЫМ ХОЧЕТСЯ СКАЗАТЬ «СПАСИБО»

Вера Николаевна МАРКОВА

(3 марта 1907 года —

9 марта 1995 года)

Поэзия должна быть высокой, как небо,

И земной, как хлеб насущный.

В. Н. МАРКОВА

Ах, какая жалость, что статья о Вере Николаевне не подоспела к мартовскому номеру журнала: была бы такая свое­образная дань восхищения незаурядной женщиной и великим переводчиком по случаю Дня 8 марта. Что, впрочем, отнюдь не умаляет нашего восхищения ею и в другие одиннадцать месяцев года. А пото­му все равно пишем о Марковой и при этом обязательно стараемся сохранить женскую составляющую в ее биографии. Ведь, как ни верти, а Вера Николаевна Маркова — единственная женщина среди героев моих очерков о переводчиках, которым хочется сказать «спасибо».

Правда, некоторую толику своих восторгов я уже успела излить на страницах журнала «Нёман» (№ 9, 2016), в котором был опубликован очерк, посвященный Сэй-Сёнагон и ее великому творению под названием «Записки у изголовья». Которое все мы сегодня имеем возможность читать по-русски именно в пере­воде Веры Николаевны Марковой и именно благодаря ее превеликим трудам и талантам. Самое время напомнить широкой публике, что на протяжении всего девятнадцатого века, да и в самом начале века двадцатого, японские стихи и проза если и переводились на русский язык, то главным образом с немецкого или фран­цузского, но никак не с языка оригинала. А потому вклад переводчика Марковой в дело популяризации японской культуры поистине бесценен. Словом, восторгов, тем более, заслуженных, которых, как и денег, тоже никогда не бывает много, эта женщина достойна как никто.

Но прежде чем начать озвучивать свои восторги, одно небольшое отступле­ние. Наш выдающийся советский ученый-ориенталист, замечательный перевод­чик и несравненный интерпретатор японских художественных текстов, академик Николай Иосифович Конрад, с именем которого вполне обоснованно свя­зывают инициацию сближения русской и японской культур (процесс этот начался в двадцатые годы прошлого столетия), когда будущий академик, можно сказать, самолично поучаствовал в открытии необъятного мира японской литературы русскоязычному читателю, так вот он именовал про­изведение прославленной японской писательницы несколько иначе: «Из- под подушки».

Вот что писал Николай Иосифович о Сэй-Сёнагон и ее записках в своем послесловии уже к собственному переводу японской лирической повести начала Х века «Исэ моногатари».

«Придворная дама, фрейлина императрицы, из аристократической семьи, сама — дочь поэта, прошедшая весь курс литературного образова­ния, постигшая все тайны поэтического искусства, воспринявшая целиком всю эту утонченную культуру, — Сэй-Сёнагон как нельзя лучше подходила к созданию этого вида художественной прозы. Наблюдательный, меткий, склонный к сарказму, иронии, насмешкам ум способствовал выпуклости, четкости и яркости ее набросков».

«Из-под подушки» — озаглавила она эти наброски: хотела сказать, что это все ей так близко, так дорого, что может быть доверено лишь изголовью, этому постоянному поверенному и мечтаний о счастье, и сте­наний в бедах, тайных и скрытых. Тишь и покой. Сёнагон у себя в комна­те: у изголовья, рядом с подушкой маленький прибор с тушью и кистями, свиток бумаги тут же, около. Поднимается рука и набрасывает две-три фразы, мысли, свидетельства памяти, что-нибудь еще; записывается, свертывается и... суется под изголовье, под подушку».

Пространность цитаты имеет свое логическое обоснование, но об этом чуть ниже. А пока лишь переведу восхищенный вздох и замечу попутно, что эти строки писались не где-нибудь, а в Петрограде, и не когда-нибудь, а в холодный, голодный 1923 год. Когда в серии «Всемирной литературы», основанной А. М. Горьким почти сразу же после Великой Октябрьской революции, и была опубликована повесть «Исэ моногатари» в переводе двадцативосьмилетнего на тот момент Николая Конрада. А еще ранее, в 1919 году, в самый разгар Гражданской войны, было выпущено специаль­ное уведомление о готовящейся к печати книге, в котором особо отмеча­лось, что «русские востоковеды охотно откликнулись на призыв передать понятной русской речью замечательные и характерные произведения вос­точных писателей...»

И чего стоят после этих строк рассуждения некоторых современных культурологов и иже с ними, с упоением рисующих нам ужасы первых лет советской власти со всем ее якобы мракобесием и уничтожением всяческой культуры как таковой? Нет, господа хорошие! Нарождающе­еся новое общество с самого начала сделало ставку именно на культу­ру, на высокую культуру, способную не только просвещать народные массы, но и вести их вперед и вверх. Как в той песне — все выше, и выше, и выше... По-моему, пробил час, когда нам, сегодняшним, стоило бы крепко задуматься над тем, а куда тянет народ уже нынешняя культу­ра во всех ее проявлениях и смыслах. «Вот в чем вопрос», как говаривал незабвенный Гамлет. Во всяком случае, главный принцип советской образовательной системы — «элитарность знаний при тотальной воз­можности их получать» (цитирую по памяти мысль, вычитанную в одной давней статье), так вот, этот принцип утерян, и как мне кажется, безвозвратно и навсегда. Ведь ныне на гребне славы и на повестке дня всяческие матерные «баттлы», приблатненный шансон и глупейшие детективы, которые почему-то сплошь и рядом именуются не иначе как «ироничными».

Но вернемся к нашей героине. Нет, совсем не случайным кажется упо­минание академика Конрада в контексте биографии Веры Николаевны. Ибо именно Конрад определил и ее профессиональную стезю, и последующий творческий выбор. Но обо всем по порядку.

Несмотря на множество отсылок к имени Марковой в интернете, общие сведения о ней довольно скудны и хаотичны. Ибо всю свою долгую жизнь (целых 88 лет!) Вера Николаевна свято исповедовала принцип древ­них: живи незаметно. Впрочем, как и положено настоящему переводчику, никогда не выпячивающему себя и свое творчество и не претендующему на первые роли в мировой и отечественной культуре. А потому и мы постара­емся соблюсти этот принцип незаметности в жизнеописании нашей герои­ни, коротко ограничившись главными вехами.

Итак, в графе «Дата и место рождения» значится короткое: Минск, Российская империя, 3 марта 1907 года. В графе «Дата и место смерти» — город Москва и уже просто «Россия». Умерла в том же месяце, в каком и родилась: 9 марта 1995 года. Что ж, всем нам, жителям современной Бела­руси, и всем минчанам в частности, можно гордиться такой великой, без всякого преувеличения, соотечественницей и землячкой. Хорошо, если бы наши местные краеведы озаботились поисками следов пребывания семей­ства Марковых в городе Минске. А то все больше рыщут, родимые, по задворкам польской культуры на просторах столь желанных для западных соседей «Усходіх крэсау»: Монюшко, Радзивилы и прочие. Но это так, к слову.