Павел Клушанцев - В стороне от больших дорог

Ленфильм выехать успел. Техфильм остался в городе. Студия перешла на блокадный режим. Снимали совсем немного, в основном, хронику.

Начались обстрелы, бомбежки, а затем и голод. Транспорт ходил плохо, а к зиме и вовсе перестал ходить. Поэтому те, кто жил далеко от студии, предпочли вообще не ходить домой и жили на студии. Многие жили дома, но приходили на студию для дежурств. Я, в свободное от службы наблюдения время, возился с аппаратурой в своем отделе. Но силы таяли и в январе 1942 года я, не выдержав голода, слег с дистрофией третьей степени. Надя на саночках отвезла меня в стационар, находившийся около завода «Большевик».

Двенадцать километров пешком в один конец и потом столько же обратно домой. Хрупкая, измученная женщина! Сама больная. У нее снова открылось кровохарканье. Как она смогла это сделать, мне и сейчас непонятно. Но она меня дотащила и спасла мне жизнь. До сих пор я в неоплатном долгу перед ней.

Я пролежал в стационаре месяц и смог хоть немного ходить. Там до меня дошел слух, что вновь началась эвакуация из Ленинграда. Я решил ехать. Конечно, страшно не хотелось покидать город, в котором прошла вся моя жизнь, где столько пришлось пережить, но я боялся за Надю и Жанну. Весну им не пережить, да и мне тоже. Город вымирал. Ежедневно умирало по 20 000 человек. Я обратился за помощью в дирекцию студии и меня поставили в список небольшой группы, которая при первой возможности будет эвакуирована. Нас отправили 28 февраля. Уезжали втроем. Мать ехать отказалась, считая, что дорогу ей не выдержать. Поэтому уезжал я с тяжелым чувством, понимая, что больше не увижу ее. И она, и ее братья не пережили блокаду.

Хорошо помню наш отъезд. Сначала целый день мерзли на вокзале в ожидании отправки. Небольшой дачный поезд, битком набитый людьми и вещами. Поехали только ночью. Ехали с бесконечными остановками, потому что двигаться можно было только тогда, когда в небе не было немецких самолетов. До Борисовой Гривы на Ладожском озере добирались более суток. Затем пересадка на машины. Ночь. Темно. Люди бегут к стоящим грузовикам, кидают вещи в первую попавшуюся машину, с трудом влезают туда сами. Надо торопиться, так как днем через озеро ехать нельзя — немцы увидят. Едем. Дорога по замерзшему озеру узкая, по бокам высокие сугробы. Движение одностороннее. В нескольких десятках метров слева идет встречная дорога. По обеим все время идут машины. Наш водитель, видимо, смертельно устал. Заснул за рулем. Машина врезалась в сугроб. Пока ее вытаскивали, прошло время. На берег выбрались последними. Поезд на путях стоял уже готовый к отправке, все вагоны полны людей. С трудом удалось втиснуться в один из них. Это обычный товарный вагон, только в нем сделаны нары и посередине стоит печурка. Вещи лежат на полу. На них спят женщины и дети. Мужчины спят на нарах.

Ехали несколько дней. На вокзалах нас подкармливали. Давали по поварешке каши каждому и хлеб.

В поезде я заболел и мы вынуждены были всей семьей сойти с поезда в Ярославле. Недалеко от этого города, в деревне Зайково, жили родные наших друзей Коробковых. Добирались туда сначала пассажирским пригородным поездом, а потом 20 километров на санях через лес. Наши вещи, я и Жанна — на санях, а хозяин и Надя шли рядом пешком. В деревне нас встретили радушно. Щедро кормили. Вела нас местная врач. Мы прожили там два месяца.

Окрепнув, я связался со студией в Ленинграде, с нашим Главком и оформил свой перевод в Новосибирск. Мы добрались туда в конце мая 1942 года. Начали работать на кинофабрике Сибтехфильм. Надя — мультипликатором, я — оператором. Студия была небольшая. Если память не изменяет, там работало несколько операторов-хроникеров, был управленческий аппарат, кинолаборатория и гараж. Прибывшие из Ленинграда и Москвы режиссеры, операторы, звукооператоры и мультипликаторы образовали довольной мощный коллектив, который стал выпускать военно-учебные, документальные и научно-популярные фильмы. Во главе студии стоял весьма энергичный директор Мордухович. Он помог нам всем разместиться по частным домам местных жителей (первое время, по приезде в Новосибирск, мы жили в одной из комнаток отдела снабжения студии). Жанну устроили в детский сад. Через некоторое время администрация студии получила и распределила среди желающих участки земли под огород. Мы тоже получили десять соток. Выращивали там картофель, овощи и даже просо. Топливо на зиму зарабатывали разгрузкой вагонов с углем и выискиванием на берег Оки бревен, прибывших плотами из тайги. Получили пайки ИТР. Одним словом, жизнь более менее наладилась.

Где-то в начале 1943 года из Москвы прислали несколько ящиков — трофеи, взятые в процессе военных действий. Сказали, что это какая-то съемочная аппаратура. Предложили разобраться. Может быть пригодится. Распаковать и разобраться предложили мне. Я вскрыл ящики. Там лежали, завернутые в промасленные страницы немецких журналов, детали сложного оптического прибора. Никакого описания или руководства не было. Только электрическая схема. Тем не менее, я довольно быстро сообразил, что это так называется, «Цейт-Луна» или «Луна времени», кинокамера для сверхскоростной съемки (до 1500 кадров в секунду). Я о ней раньше кое-что слышал, но никогда не видел. И, насколько мне известно, до этого ее в Советском Союзе не было.

Ясно было, что для научно-популярного и учебного кино, этот аппарат может очень пригодиться. С его помощью можно снять и потом увидеть на экране любое действие замедленное в шестьдесят раз. Это позволяет изучить процессы, протекающие так быстро, что человек просто не может, не успевает разобраться в том, что произошло. Из литературы я знал, что аппаратура эта своеобразна. Пленка в ней движется не толчками, как в обычных камерах, а непрерывно. Экспонирование, требующее хоть и малого, но все же времени, достигается тем, что изображение, даваемое объектом, «бежит» какое-то время вместе с пленкой. Это происходит благодаря системе бегущих зеркал, расположенных на внутренней стороне огромного тяжелого маховика. Он разгоняется электромотором заранее, а в нужный момент включается электромагнит «прилепляющий» барабан с пленкой к механизму вращающегося маховика, который увлекает за собой пленку. Полная кассета (60 метров) приходит за 1,5–2 секунды.

Когда я освоил все это, настало время делать пробы. Я воспользовался остатками пленки, которую операторы сдавали после съемок и которая в изобилии лежала невостребованной на складе студии. Снимал падение бильярдного шара в воду, бросок водой на статуэтку, пробивание пулей электролампы и тому подобные вещи. Получалось очень интересно. Аппарат был освоен. И тут представился прекрасный случай использовать «Луну времени» в деле. Анциполовскому, который также работал теперь на Сибтехфильме, «спустили из Москвы» задание снять военно-учебный фильм «Стрельба на рикошетах». Инструкция артиллеристам, как стрелять из орудия. Чтобы снаряд взрывался не на земле, а в воздухе на высоте нескольких метров и поражал большую площадь осколками.