Василий Савельев - Боевые будни штаба

Здесь, под огнем, развивалась наука побеждать. Она впитывала в себя опыт, накопленный в предыдущих схватках. Когда был получен приказ на переход к обороне, ни у кого не возникало сомнения в важности оборудования рубежа. Хоть и тяжело, но лучше отрывать не одиночные окопы, а участки траншей. Выгоднее и надежнее — лучше затратить больше сил, но зато иметь удобную позицию. Спокойнее воевать, когда рядом дышал махорочным дымом сосед, с ним можно не опасаться внезапного налета фашистов.

В боях рос и авторитет штабов. Им тоже никто не приказывал сверху, но с наступлением темноты шли офицеры в подразделения, на передний край. Там находилось основное звено, и если бы оно оказалось слабым, то захваченный район скорее всего не расширялся бы, а угрожающе сужался. По мере изменения обстановки офицеры штаба прикидывали, как лучше расставить подразделения и огневые средства, какой участок следует надежнее прикрыть, где выгоднее разместить инженерные заграждения, в каких направлениях целесообразнее определить контратаки резерва, в каком месте разумнее оборудовать пункты управления. Здесь не было мелочей.

Как-то начальник оперативного отделения майор Н. В. Попов высказал дельную мысль: подготовить на каждую роту первого эшелона по одной запасной позиции. Все понимали, что нелегкий труд — отрывать их в мерзлой земле, но ведь усилия не пропадут даром, намного возрастет устойчивость обороны. Привлекли резервы, спецподразделения и позиции создали.

Слабым местом в обороне дивизии оставалась переправа через Днепр. Лодки и паромы с трудом пробивали себе дорогу. По реке плыла шуга вперемежку с льдинами, плотная, сплошная, изредка виднелись в ней куцые разводы. Ветер нес колючую поземку, леденил землю. С тревогой думали командиры и офицеры штабов о завтрашнем дне. Запасов продовольствия в частях не было. Теперь уже не приходилось выбирать, какие грузы перебрасывать через реку. Только продовольствие. Оно решало судьбу боя. Все понимали, что если не накормить людей, не влить в них силы, то и оружие перестанет стрелять.

На переправе постоянно находились подполковник Л. П. Вахрушев и офицеры политотдела. Доставку продовольствия они взяли под контроль.

Продовольствие для раненых сбрасывали с самолетов.

Всем было тяжело. В обед для офицеров штаба подавали только жидкий суп, без навара и мяса. За эти дни у многих офицеров заметно осунулись лица, заострились носы. Даже капитан Г. И. Проценко, один из самых жизнерадостных штабников, притих, стал меньше двигаться. В землянке оперативного отделения всегда было шумно, накурено, а теперь сидели те же люди, но говорили вполголоса, не спорили и даже меньше курили — голодный желудок неохотно принимал табачный дым.

Обычно к вечеру все офицеры штаба дивизии уходили в батальоны. От них требовалось не только оценивать бдительность и готовность личного состава к отражению внезапных атак противника, но и встречаться с воинами переднего края, говорить с ними, выслушивать заботы и предложения, присматриваться к работе командиров подразделений, изучать опыт по оборудованию рубежа и организации системы огня.

На проверку мы вышли вместе с майором Н. В. Поповым. Николай Васильевич уговорил меня сделать небольшой крюк и заглянуть к старшине роты С. Я. Норикову.

Тот встретил нас приветливо, как старых знакомых. Без всяких вопросов сразу же нырнул в щель, прикрытую куском фанеры. Через минуту, улыбаясь, стоял с двумя большими кукурузными початками.

— Много там таких? — указал я на траншею, поглаживая бока початка.

— Мало. Своих подкармливаю. Отощали, — тихо признался он.

Такие находчивые старшины в подразделениях встречались часто. Они будто из-под земли находили питание. Нориков держался скромно, обычно хвалил поваров. Конечно, из хороших продуктов и неважный повар готовил вполне съедобный обед, но, когда мал выбор продуктов и качество их плохое, выручало кулинарное искусство. Однако в одном с ним нельзя было не согласиться: повара тоже воевали — восстанавливая силы и настроение бойцов, от того, насколько сытно и вкусно кормила солдатская кухня, в определенной мере зависела мощь удара по врагу.

Для проверки я выбрал батальон, который прикрывал фланг дивизии. Добрался до окопов. Место открытое. Редкий огонь. Ветер колючий, будто песком бил в глаза. Небольшие траншеи, в каждой по 4–5 бойцов.

Вспомнились трудные дни в прикубанских плавнях: не было соли, хлеба, вода ржавая, тухлая, под ногами трясина, об отрывке окопа и думать не приходилось; только ночью появлялась возможность встать с мокрой, зыбкой подстилки — днем могла срезать пулеметная очередь. Но здесь, казалось, еще сложнее. Большое ровное поле, без единого куста и дерева, лишь в крутой берег врезались овраги и промоины. Позади Днепр, широкий, грозный, запруженный льдинами и густой шугой. Река разрушила основной канал жизни, по которому поступали сюда продукты, снаряды, патроны, а обратно — эвакуировались раненые и больные. Приходилось жить и воевать, расходуя скромные запасы, доставляемые на лодках смельчаками-виртуозами.

Вместе с адъютантом старшим батальона шли мы от одного окопа к другому. Беседовали с красноармейцами, и они убеждались, что трудности известны всем, вид у начальника такой же, как и у них — тоже исхудал от недоедания. В окопах находились истинные герои, мужественные люди. Их подвиг не исчислялся секундами, минутами — он длился часами, днями и ночами, неделями. Они настойчиво вели схватку с врагом, холодом и голодом. Трудно сказать, какая из этих сил страшнее и безжалостнее наносила удары. Противник? Не проходило дня, чтобы он не наносил удары. Чаще без танков, по при сильной артиллерийской поддержке. Всегда требовалось быть готовыми к отражению этих ударов. Холод? За прошедшие сутки в батальоне получили обморожения несколько человек. Колючий ветер не стихал, земля покрылась ледяной коркой. Голод? Один раз в сутки еда — жидкая похлебка. Некормленые мерзли быстрее и сильнее…

На левом фланге оборонялась рота молодого лейтенанта Василия Сковородникова. На Молочную он прибыл с курсов младших лейтенантов. У него был красивый, каллиграфический почерк. Так выводили буквы разве что писаря. Не хотелось его направлять в полк. Но вот через месяц он стал командовать ротой, отпустил усики, приобрел солидность и, как говорил комбат, «оседлал опасность»… Его «персональная траншея» (выражение лейтенанта) была перекрыта куском брезента, что спасало от ветра и холода. Говорил бодро, даже с легким, чистым звоном в голосе. Все у него оказывалось в норме: завершили в срок отрывку окопов, солдаты бдительно несли службу, днем работали два снайпера — сняли трех фашистов.