Владимир Васильев - Батальоны вступают в бой

Перебивая друг друга, женщины со слезами на глазах благодарят нас за спасение, рассказывают о зверствах нацистов.

— Вот здесь, на воротах, были повешены…

— А тут расстреляли…

К сожалению, мне не пришлось послушать свидетелей. Меня отозвал в сторону офицер связи. Он передал приказ комдива и записку от Василия Кучерявого.

Нашему полку ставилась задача на преследование отходившего противника. Мы выступили из города немедленно.

А вскоре по радио услышали, что нашей дивизии присвоено почетное наименование Иловайская.

Наступление развивалось успешно. За короткий срок соединение освободило Екатериновку, Вербовую, Шевченко, южную часть Макеевки и подошло к столице Донбасса.

Дым стлался по земле. Враг сжигал города, села, шахты, оставляя позади себя гарь, скелеты железных конструкций, каменные коробки, трупы советских патриотов. Нас всюду ждали. Население было готово в любое время приступить к восстановлению разрушенного.

Отступая, гитлеровцы стремились все сжечь, поднять на воздух. Перед нами гигантским факелом горел город Сталино. Оккупанты задались целью сровнять его с землей.

Надо было спешить. С восходом солнца 7 сентября Иловайская дивизия двинулась на спасение прославленного трудом города.

О том, как наступал наш полк в те дни, писала дивизионная газета «За Родину», которую редактировал майор Черемисин: «Солдаты полка подполковника Свиридова настойчиво пробивались к центру. Враг сопротивлялся, вел сильный пулеметный огонь.

Парторг второго батальона Василий Вересков поднял передовые цепи в атаку с кличем: „Коммунисты, вперед!“ И, словно волна морская, поднялись все гвардейцы на штурм засад неприятеля… Бойцы, казалось, не замечали, как с чердаков и из подвалов летел на них смертоносный свинец. Многие падали на мостовую сраженными. Цепи наступающих редели, но бой не ослабевал.

Командир полка, учитывая большое сопротивление противника, ввел в бой резерв. Обходя сильно укрепленные кварталы, пехотинцы и артиллеристы медленно продвигались к улице Артема. Вдруг на перекрестке дорог появились два „фердинанда“. Батарея Суркова вступила в артиллерийскую дуэль. Одна из самоходок разбила нашу пушку. Тогда гвардейцы взяли „фердинандов“ в „клещи“ и прямой наводкой ударили по ним с двух сторон. Вражеские машины заглохли. Открыли огонь другие самоходки. Силы гвардейцев слабели. Сам Сурков встал за орудие. Он в каждый выстрел вкладывал свою душу, жажду мщения. Первый снаряд — и самоходка, вздрогнув, вспыхнула. Потом снова удар — и пламя охватило уже вторую машину. Четвертый „фердинанд“ подбили гранатами пехотинцы из батальона Смолякова».

Почти сутки 96-я и 50-я гвардейские стрелковые дивизии дом за домом, улицу за улицей очищали город от врага. Ветер поднимал пепел и горевшие листы книг, газет. Горожане выходили из подвалов и убежищ бледные, почерневшие, но со счастливыми улыбками.

В тихом переулке меня тоже поджидала большая радость. Мне удалось найти родную сестру и племянницу. Я уже не надеялся увидеть их живыми. И вот они передо мной. Старшая сестра Марина одной рукой обняла меня, другой дочку.

— Саша, братишка милый! — ее душили слезы.

Белый платок упал на исхудавшие плени, и и увидел пряди поседевших волос. А рассказ ее дополнил то, что и без слов можно было попять…

В городе немцы хозяйничали как хотели. Каторжный труд, порки, казни и убийства преследовали наших людей. Девушку Раю Соловейкину расстреляли за то, что она на минутку оторвалась от работы. За сочувствие партизанам повесили Николая Приходько и девятнадцатилетнего Ваню Червитченко.

К нам подошел мальчик Юра Попов и передал мне гранату на длинной ручке:

— Бейте фрица его же «толкушкой»!

А вскоре Юра оказался в пулеметном расчете Иванова. Смелый мальчик подменил Березникова, который теперь возглавил другой пулеметный расчет.

8 сентября — в день освобождения Сталино — многие жители просились в воинские части. И у всех добровольцев глаза горели ненавистью к тем, кто принес им столько горя, страдания.

Гвардейцы-иловайцы шли по улицам. Над городом еще полз горький дым пожарищ, черное пламя лизало бетон и железо заводских корпусов, корчилась в огне растерзанная улица Артема, а на тротуарах уже толпы — мужчины, женщины, дети. Они обнимают, целуют бойцов, говорят: «Как мы вас ждали!..»

Стройные ряды воинов нарушились. Но что из этого, когда народ ликует от радости, когда за плечами солдат — крылатая слава, когда им в лицо дует ветер с Днепра.

К 20 сентября сорок третьего года вся горняцкая земля была очищена от немецко-фашистских войск.

Донбассовцы свято чтут память советских воинов, погибших за освобождение их края. Исполком Совета депутатов трудящихся города Снежное постановил впредь первомайские и октябрьские демонстрации трудящихся города и района проводить у памятника на Саур-Могиле.

Высокий обелиск, воздвигнутый на кургане, увековечил имена семнадцати героев-гвардейцев.

а бортах машин все чаше стали мелькать надписи: «Даешь Днепр!» Но на пути к великой реке была еще одна небольшая речушка с мирным названием Молочная.

Это последний водный рубеж, пересекающий запорожскую степь с севера на юг. Здесь немцы укрепились сильнее, чем на Миусе. Отсюда дороги шли в Крым и к берегам Днепра.

Командование нашего фронта поставило перед нами задачу — тщательно изучить полосу укреплений на Молочной. По этому поводу я пригласил к себе в блиндаж начальника полковой разведки Николая Михайловича Виноградова. Повар Володя принес нам пару стаканов крепкого чая. Я знаю, что Виноградов любит этот напиток. Позвякивая ложечками, мы ведем деловой разговор. Мой собеседник — щупленький, с каштановыми волосами — говорит медленно. Он не склонен преувеличивать силы противника и все же его оборону по Молочной окрестил «дьявольская крепость».

Вчера в штабе полка допрашивали пленного офицера. Я пришел в тот момент, когда «язык» нарисовал на бумаге голову буйвола и дважды многозначительно повторил одно и то же слово — «Вотан!». Я не понял смысла его информации, а спросить переводчика постеснялся. И вот сейчас Николай Михайлович разъяснял мне, что это такое. Вотан — в древнегерманской мифологии верховное божество — бог ветра и бурь, позднее бог войны. Языческий культ бога Вотана фашисты противопоставили христианству, как религии иудейского происхождения. Знак Вотана — изображение головы буйвола.

— Вот немецкое командование и назвало рубеж по реке Молочная линией Вотана. Понимаете, Александр Андреевич? Тут сам верховный бог взял под свою защиту гитлеровцев!