Илья Гордиенко - Из боевого прошлого (1917 - 1957)

— 15 рублей буханка.

— Поди и пяти фунтов не будет?

— Ровно пять, бабушка, на безмене вешали,— говорит Прохоров.

Старушка зашевелила губами и обратилась к круглолицей молодухе.

— Это почем же за фунт будет?

— По три рубля,— ответила та.

— По три? — переспросила старуха, недоверчиво посмотрев на молодуху.

Та подтвердила.

— А я-то, старая дура, вчера по рублю продала.

— Эх ты,— говорю.— Одной ногой в гробу стоишь, а все жадничаешь да убиваешься, что по рублю за фунт с голодного человека взяла, а с него и по пять можно было содрать.

— Что ты, что ты, господь с тобой. Я это так, к слову пришлось. Пусть ест себе на здоровье.

— Ты не больно шибко нас ругай: — свое продаем,— отозвалась бойкая молодуха.— Хлеба не дадим — так с голоду сдохнете. Не очень-то без нас проживете.

— А вы без нас проживете?

— Проживем. Серп, косу кузнец сделает, а ткань, мыло, самогон — и учить не надо.

— Это ты, молодуха, сгоряча от нас так отмахиваешься. Без рабочих вам тоже долго не продержаться. Глянь-ка, сколько тут добра, нами сделанного. Вон в печи, на полке, под полкой, стальные, железные, медные, чугунные — все нами сделано.

— Ну и что же, что вами. А вот хлеба не дадим — сдохнете.

— Это верно, без хлеба жить невозможно. Да понять вам надо: вы нам — хлеба, мяса, шерсти; мы вам — сапоги, гвозди, ведра, кровати, кастрюли, машины разные, ситцы.

— Сами сделаем, а хлеба не дадим.

— Нет, это так не выйдет. У таких, как ты, мы хлеб возьмем, хлеб нам нужен для рабочих, для Красной Армии.

— Возьмешь, пойди попробуй! — угрожающе произнесла бабенка и вышла. За ней потянулись и остальные.

Мы забрались в чулан и разлеглись на старом тулупе.

— Поехать бы нам теперь, может быть, и своих нагнали бы,— говорит Попов.

— Что ж, давайте,— подхватил Прохоров. Я тоже поддержал. Позвали хозяйку. Поговорили с ней на эту тему.

Накинув на голову платок, она пошла искать подводчиков и вскоре вернулась с двумя мужиками. Мы долго торговались, наконец поладили, и нам подали две тачанки, наполненные свежим, пахучим сеном. Мы разместились, попрощались с хозяйкой трактира и тронулись в путь.

По извилистой дороге, покрытой липкой грязью, мы спустились в небольшую, на откосе расположенную деревушку. За дворами внизу откоса расстилались луга, прорезанные неширокой голубоватой лентой речонки. Местами берега были покрыты высокими зелеными камышами, за рекой стояли темные стройки пивоваренного завода.

Мы выезжали из деревушки, и перед нами точно из-под земли появилось большое, в одну длинную широкую улицу село с остроконечной мечетью.

— Татарское? — спрашиваю возчика.

— Татарское. Малые Битоманы называется,— говорит возчик.

— Должно быть, богатое: ни одной захудалой избушки,— говорю я.

— Богатое, здесь почти все торговлей занимаются,— говорит возчик.— По соседним деревням скупают яйца и в крупные города отправляют.

Я с любопытством осматриваю село. Вдруг наперерез нам быстро выходит богато одетый татарин и хватает нашу лошадь под уздцы.

— Стой! — повелительно орет он.

Возчик смотрит удивленно на него, но лошадь не останавливает. В это время к нам подбегают богато одетые татары и останавливают лошадь.

— Документы! — обращаясь к нам, говорит один из них.

Я протягиваю мандат Наркомпрода.

И вдруг с быстротой вихря татары бросаются на нас. Я пытаюсь вытащить револьвер, но это мне не удается. Нас зверски избили и ограбили. Все в крови, в грязи и полураздетые вырвались мы из рук напавшего на нас кулачья. С товарищами растерялись. На другом берегу реки оказались втроем — Прохоров, Кривоносов и я. Куда ушли остальные и удалось ли им уйти, мы не знали.

Мы смыли с себя кровь, грязь и направились к ближайшей избе. Нерешительно останавливаемся перед закрытой дверью. За ней слышны голоса взрослых и плач ребенка. Вошли.

Здесь живут беженцы. Четверо женщин и двое мужчин недоуменно смотрят на нас. Просим разрешения присесть и рассказываем, что с нами произошло.

- Мы ничем не можем вам помочь,— говорит одна из женщин и как бы в подтверждение своих слов обводит взглядом пустую квадратную комнату.— Идите к управляющему пивзаводом. Он человек хороший, обязательно поможет вам.

Решили послать к управляющему Прохорова. Сами остались у беженцев.

Вскоре он вернулся, оправляя на себе до невозможности измятый костюм. На голове у него была драная фуражка с широкими полями.

— Сходите еще к бондарям,— говорят нам,— может, у хлопцев что найдется.

Я и Кривоносов отправляемся к бондарям. Те уже узнали от кого-то о нас и не удивились нашему виду.

— Иди, поищи,— сказал один из трех парней низенькой девушке, стоящей на пороге.

Та исчезла за дверью. Долго ждали. Парубки возились у бочек, мы переступали с ноги на ногу и смотрели больше на закрытую дверь, чем на бондарей. Наконец девушка вышла и вынесла нам пиджак, штаны и две шапки.

Мы вернулись к беженцам.

— Одному только и хватило,— скорбно шепчет молодая женщина и вопросительно посмотрела на мужа.

Потом быстро подошла к люльке и подняла спящего ребенка.

— Нате, может, подойдет хоть это,— говорит она, протягивая мне сильно поношенные штаны и пиджачишко. Но я несказанно рад и этому.

Как бы то ни было, но мы уже не в одном белье. Стоим, смотрим друг на друга, улыбаемся. Рады за нас и беженцы.

— Дорогу бы нам теперь кто показал, чтобы поменьше на пути кулацких сел попадалось,— говорю я.

— А вы к управляющему,— в один голос подхватывают беженцы.— Он местный и лучше нас знает, как вам пройти.

Идем к управляющему. Он указывает нам маршрут, по которому мы могли бы быстрее и безопаснее пробиться к своим.

Ночевали у беженцев. Утром нас напоили чаем и пожелали нам доброго пути.

Мы идем по узенькой тропинке. Поднялись на косогор. Малые Битоманы перед нами как на ладони.

Прохоров грозит кулаком: — Подождите, отплатим мы вам и за себя и за товарищей.

Идем молча, изредка оглядываемся. Деревни уже не видать. Не видно и стен корпусов завода. Видна только труба, которая как будто качается законченной верхушкой. Но вот и она исчезла. Нас окружает густой кустарник и хлебные поля.

Впереди шум водяной мельницы. А вот и она сама, окруженная высокими деревьями. В тени их стоят пустые и нагруженные мукой и зерном телеги. В стороне по чахлой опаленной солнцем траве бродят спутанные лошади.

Мельница — это источник всех новостей. А новости для нас неотрадные: где-то близко появились какие-то казачьи разъезды, вот-вот появятся их главные силы.

Одни мужики ждут их с нескрываемой радостью, другие — с настороженностью, третьи — с неприязнью.