Хелен Раппапорт - Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…»

Престон вспоминал, что летом того года ему удавалось время от времени отправлять шифрованные сообщения о российской императорской семье через тайных курьеров англо-американских экспедиционных сил, которые теперь были размещены в Архангельске. Он пользовался англо-русским словарем, чтобы создать свой довольно примитивный шифр, который большевики, перехватывавшие его сообщения, так, к счастью, и не расшифровали: «Возможно, они неодобрительно относились к буржуазным словарям» 11.

Сами Романовы могли только гадать, что происходит в городе, но они слышали то, что творилось за воротами их дома на Вознесенском проспекте – главной улице, ведущей на вокзал; там слышались выстрелы, крики, грохот грузовиков и артиллерии, топот постоянно марширующих мимо войск, и царская семья наверняка остро чувствовала надвигающуюся на нее опасность. Им, разумеется, было неизвестно, что 20 мая сестра Александры, Элла (великая княгиня Елизавета Федоровна), которую недолгое время держали в заточении в Екатеринбурге отдельно от царской семьи, была перевезена в Алапаевск, находящийся от Екатеринбурга в 140 верстах (ок. 150 км), и заключена под стражу вместе с великим князем Сергеем Михайловичем и тремя великими князьями – братьями Иоанном, Константином и Игорем Константиновичами, а также князем Владимиром Павловичем Палеем. Несомненно, исполком Уральского Областного Совета пришел к выводу, что держать стольких Романовых вместе в одном городе было бы слишком опасно из-за потенциальных контрреволюционных заговоров с целью их освобождения. Две недели спустя младший брат Николая, Михаил Александрович, и его личный секретарь Брайан Джонсон, которых с марта держали в Перми, были увезены из своей гостиницы и пропали. 13 июня их вывезли в ближайший лес, и там их тайно убила местная ЧК.

К лету 1918 года положение гражданских в Екатеринбурге стало таким опасным, что даже у консулов держав Антанты не было иммунитета от бессудной расправы. Екатеринбургские большевики считали их врагами, и Престону становилось все опаснее делать свои упорные и почти ежедневные представления в Уралсовет относительно благополучия Романовых. Дуайен консульского корпуса в городе, он был очень активен в своих призывах, как, по его словам, и французский консул Жине [45]. В начале июня Престону стало известно, что к Екатеринбургу приближаются крупные силы белочехов и казаков, которые «движутся, чтобы освободить нас от наших гонителей»; от чехословацкого корпуса пришло послание живущим в городе иностранным гражданам, чтобы они вывесили на своих домах флаги своих стран, дабы корпус не обстрелял их случайно из орудий 12.

Помощь была близка – но успеет ли она вовремя, чтобы спасти Романовых? Казалось, что надежда остается только на дерзкую операцию монархистов по спасению царской семьи. Было замечено, что «с первых дней перевода Романовых в Екатеринбург в город начали в больших количествах стекаться монархисты, начиная с полубезумных дам, разнокалиберных графинь и баронесс и заканчивая монашками, духовенством и представителями иностранных держав» 13. Один екатеринбуржец потом вспоминал, что люди каждый день, несмотря на суровый запрет, приходили к дому Ипатьева. «Они собирались мелкими группками, шушукаясь, тревожно поглядывая на высокий забор и вздыхая, пока их выстрелами не разгонял дюжий красногвардеец с винтовкой в руках». Комендант дома Ипатьева Авдеев заметил, что некоторые из них даже приносили с собой фотоаппараты и пытались делать фотографии 14.

По мнению Томаса Престона, некоторые из этих доброхотов определенно были головной болью: эта «крошечная кучка» вечно изводила его, требуя сообщить новости о царской семье. Они так или иначе пытались выдумывать абсурдные планы по освобождению царской семьи, появляясь перед Ипатьевским домом с письмами и записками для них или тщась вступить с ними в прямой контакт 15. Весьма вероятно, что личный врач Алексея, доктор Владимир Деревенко (он жил в городе, и ему время от времени позволяли входить в дом, чтобы лечить больного мальчика), мог пытаться приносить Романовым письма с воли, но во время всех его визитов за ним неусыпно следили, что делало передачу этих писем крайне затруднительной; «этот комиссар не отходит от меня ни на шаг», говорил он 16. Тем не менее утверждают, что Деревенко поддерживал связь с человеком по имени Иван Сидоров (он был одним из флигель-адъютантов Николая), который был послан в Екатеринбург в мае одним из друзей семьи Романовых, чтобы привезти им в дар провизию 17. Согласно одному из тогдашних рассказов, записки от доброжелателей передавались царской семье различными путями: «в караваях хлеба, в посылках, на оберточной бумаге». Один офицер-монархист в своих показаниях Соколову утверждал, что Деревенко снабдил его план-схемой комнат, в которых жила семья. Как бы то ни было, независимо от того, мог ли доктор Деревенко передавать Романовым записки или не мог, только он имел возможность приносить на волю важные новости, касающиеся условий их существования и их душевного состояния 18.

Единственной особой королевской крови, которая в это опасное время приехала в Екатеринбург, была сербская принцесса Елена. Она прибыла в город в июне, намереваясь отправиться в Петроград после того, как ее заставили покинуть Алапаевск, где под стражей вместе с Эллой (Елизаветой Федоровной), своими братьями и еще двумя князьями находился ее муж, великий князь Иоанн Константинович. Елена отправилась прямиком в исполком Уральского Областного Совета и потребовала, чтобы ей разрешили навестить ее родственника Николая. Она также обратилась к Томасу Престону, но тот давно уже пришел к выводу, что прямые призывы к Уралсовету только вызывают у членов его исполкома еще бóльшую враждебность и могут только ухудшить ситуацию 19. Тем не менее в начале июля Елена подошла к Ипатьевскому дому, где ее встретили «пулеметы, грузовики и вооруженные люди, все поголовно красногвардейцы», размещенные снаружи. «У меня сжалось сердце», – вспоминала она, и все же ей хватило мужества попросить встречи с комендантом и потребовать, чтобы он разрешил ей повидать царскую семью. «Москва не разрешает пускать к ним посетителей», – отрезал Авдеев. Однако он обещал, что передаст им послание от нее. Позднее, вечером того же дня в гостиницу, где остановилась Елена, пришел один из комиссаров и сказал ей: «Бывший император и бывшая императрица благодарят вас за ваш визит и за проявленное вами участие. Они ни в чем не нуждаются» 20. На следующее утро, 9 июля, Елена была арестована и пару недель спустя отправлена поездом в Пермь, где ее заключили в тюрьму [46].

У большевиков, охраняющих Романовых, острое подозрение теперь вызывал каждый, кто проявлял участие к их пленникам. Ими овладел параноидальный страх, что в городе повсюду плетутся заговоры с целью освободить царскую семью. Когда в начале мая на поезде вместе с Николаем, Александрой и Марией в Екатеринбург прибыл и князь Долгоруков, он был тут же арестован и обыскан, и при нем были найдены оружие и карты Сибири с намеченным маршрутом бегства по рекам – возможно, тем самым, который описал Евреинов и надежду на который питали монархисты в Тобольске 21. Примерно в это же время комендант Авдеев конфисковал набросок плана комнат на верхнем этаже, который Николай попытался передать на волю. Он спрятал эту схему на внутренней стороне конверта того письма, которое Марии разрешили послать своим сестрам и брату, оставшимся в Тобольске 22.