Тами Олдхэм-Эшкрафт - Во власти стихии. Реальная история любви, суровых испытаний и выживания в открытом океане

Самым волнующим моментом был полдень, потому что тогда я второй раз за день замеряла высоту солнца и вычисляла, как далеко продвинулась за прошедшие сутки. Каждый раз получалось где-то между двадцатью и шестьюдесятью морскими милями. Я лишь молилась, чтобы наткнуться на один из Гавайских островов, а не проскочить мимо. Это не обязательно должен быть большой остров Гавайи, хотя он и находился ближе всего. Любой подойдет.

Я постоянно думала об оставшейся в прошлом жизни с Ричардом и о том, какое будущее меня ждет теперь, когда он ушел. Мой дедушка всегда советовал мне поступить в колледж. На философию? Неужели интересно учиться, чтобы потом философствовать о жизни? Весь прошедший месяц я только и делала, что философствовала. И пришла к выводу, что человеческая природа непредсказуема. Если бы кто-нибудь предупредил меня, что я окажусь в подобной ситуации, и спросил, какова будет моя реакция, все мои ответы были бы неверными. Я ни за что не догадалась бы, если бы не пережила это.

Может быть, психология подошла бы мне больше? Я узнала бы, что жажда жизни сильнее желания умереть – поразительно. Нет-нет, колледж не для меня. Я не знала, чем займусь. В любом случае сейчас было не время думать о будущем. Сейчас было время преодолевать каждый дюйм и сосредоточиться на выживании.

Я не позволяла себе пить пиво до заката. Иногда на закате море превращалось в расплавленное стекло. Я забиралась на гик, раскуривала сигару и звучно открывала «Хинано». В это время суток я чувствовала себя особенно одиноко. Сколькими закатами я любовалась вдвоем с Ричардом? Обычно мы играли в словесную игру, где требовалось как можно точнее описать цвета закатного неба. Такие слова, как «фиолетовый», «кремовый», «фисташковый», не засчитывались – слишком обычные. Ричард описывал закат примерно так: «Льняной с мандариновым оттенком и с примесью сердолика и абсента». Я обычно хихикала, глядя, как он морщит лоб, озвучивая это замысловатое описание. Моим шедевром было: «Киноварное солнце, расплескавшее розовую краску по лепесткам примулы, прозрачные гранатовые облака, оттененные зеленым крылом попугая и спелой сливой».

– Браво! – Ричард тогда смеялся и аплодировал мне.

Как же мне было не страдать от одиночества, когда небо снова становилось льняным с мандариновым оттенком, а моего Ричарда больше не было здесь?

Иногда, во время этих одиноких закатов, я разговаривала с Ричардом, спрашивала, неужели ему не хватает духу вернуться. Иногда распевала глупые песенки. Жизнерадостные песенки с дурацкими текстами, где строчки повторялись по девяносто девять раз. Песен о доме и любви я старалась избегать.

Возвратившись к штурвалу, я поудобнее устраивалась на подушках и управляла, придерживая штурвал ногой. Всматриваясь в небо, я выискивала дружеские созвездия, а по мере продвижения на север начала замечать новые. Я была почти уверена, что герой Персей уже занял свой пост посреди Млечного Пути. Персей держал в левой руке голову Медузы, а в правой – щит. Целью Персея было спасти Андромеду, победив морского зверя Кита. Я ничего не могла с собой поделать, мне хотелось, чтобы Ричард был Персеем, а его целью было спасти меня.

Когда меня одолевал сон, я привязывала штурвал и заползала в спальный мешок, обнимая цветастую рубашку Ричарда. Я часто прижималась к ней лицом и глубоко вдыхала, впитывая ее аромат. Перед мысленным взором возникало полное любви лицо Ричарда, и я шептала разные нежные глупости хлопковой рубашке, которую сжимала в объятиях. Он шептал в ответ, как сильно любит меня и как скучает по мне. До самого рассвета я так и лежала, прижимая к себе рубашку Ричарда. Как же я обожала эту рубашку цвета морской волны и бирюзы, которые напоминали мне об океане и атоллах. Я вспоминала, как трудно нам с Ричардом было найти вход в атолл Таенга, когда мы рассекали морскую волну в безупречном галфвинде. Вот бы мне сейчас те пассаты, наполнявшие геную и грот и создававшие удобный крен в двенадцать градусов, когда мы приближались к Таенге.

«Майялуга» кренилась в безупречном галфвинде всю дорогу от Рароиа до атолла Таенга. Через четыре часа пути я взялась за бинокль, высматривая вход в Таенгу. Все, что я видела, – гигантские волны, разбивавшиеся о рифы на всей протяженности атолла. Мы шли параллельно атоллу на порядочном удалении от него, а потом развернулись и двинулись в обратном направлении.

Наконец по другую сторону от бурунов я углядела бетонированную площадку в конце пролива. Напрягая зрение, рассмотрела несколько одноэтажных строений и пару ярких цветных пятен – должно быть, фаре, полинезийские дома. На атоллах деревни чаще всего расположены где-нибудь в глубине лагуны, но на этом атолле, Таенга, деревня была прямо при входе.

Когда мы проходили мимо в третий раз, один из местных жителей выплыл нам навстречу на алюминиевой лодке. Он ходил кругами, жестами приглашая нас следовать за ним. Мы бы предпочли дождаться паузы между приливом и отливом или хотя бы момента, когда вода немного успокоится, но, с другой стороны, упускать возможность и отказываться от помощи этого доброго самаритянина нам не хотелось. Пока мы шли на двигателе к валу белой от пены воды, меня переполняли дурные предчувствия.

– Ричард, я что-то сомневаюсь.

– Тами, этот парень не стал бы нам махать, если бы это было опасно. Не дрейфь! Наверное, там не так страшно, как кажется. – И я решила не дрейфить.

Когда мы приблизились к линии прибоя, я увидела скрывавшийся за бурунами проход. Ричард включил передний ход, чтобы ускорить движение. Это был единственный способ прорваться сквозь бурлящее течение со скоростью не менее пяти узлов, несущееся прямо на нас, течение, способное моментально развернуть нас на сто восемьдесят градусов и утащить обратно.

Я неотрывно следила за нашим лоцманом. Никогда еще мне не доводилось входить в такой опасный пролив.

Оказавшись внутри, за линией пенных валов, мы сбросили ход и подготовили швартовочные концы и кранцы, подходя к бетонному причалу. Пара местных жителей охотно помогла нам пришвартоваться.

Какой-то человек поднялся на борт «Майялуги». Он оказался старейшиной деревни. По-французски мы спросили у него разрешения посетить деревню и походить по другим моту. Моту – это песчаные островки, соединенные в цепь подводными рифами, которые кольцом или подковой окружают центральный остров атолла. Старейшина был польщен тем, что мы просим разрешения, и любезно дал его. Понимая, что нам не терпится отправиться на экскурсию, он сошел вместе с нами на берег, указал дорогу и ободряюще махнул рукой на прощание. Мы поблагодарили его и с готовностью отправились в деревню. О ценных вещах на борту «Майялуги» мы и не думали беспокоиться, потому что воровство на Туамоту – дело немыслимое.