Тами Олдхэм-Эшкрафт - Во власти стихии. Реальная история любви, суровых испытаний и выживания в открытом океане

Ричард пошел к грот-мачте, намотал фал на лебедку и поднял вручную столько паруса, сколько смог. Я тоже доползла до грот-мачты и принялась подтягивать избыточный конец, пока он крутил рукоять лебедки, поднимая оставшуюся часть паруса. Парус бешено хлопал, словно выстиранная простыня, забытая на веревке под внезапно налетевшей летней грозой. Мы боялись, что и он тоже порвется. Когда парус почти полностью встал на место, я поползла в кокпит со всей быстротой, на какую была способна, а Ричард остался закреплять фал. Я как проклятая вращала рукоять лебедки, натягивая снасть. Ричард вернулся в кокпит и помог мне как следует натянуть парус. Вся эта возня со сменой паруса заняла почти два часа. Мы с Ричардом были вымотаны, мы промокли и проголодались. В паузе между двумя валами я приоткрыла крышку люка и быстро нырнула в каюту, пока холодные океанские брызги не успели последовать за мной.

Внутри «Хазаны» со всеми задраенными люками было жарко. Яхту подбрасывало, как надувной плот на порогах. Что проще всего приготовить, спросила я себя, растворимый куриный суп? Поставив кастрюлю с водой на плиту, я закрепила крышку зажимами. С трудом содрав с себя насквозь промокшее штормовое обмундирование, я села на койку в «гробу», совсем изможденная.

Спустя семь часов после кошмарной замены паруса «Реймонд» все еще двигался на запад по двенадцатому градусу северной широты. Ричард накорябал в судовом журнале: «МЫ В ПОРЯДКЕ». Очевидно, наш бросок на север позволил нам разминуться с «Реймондом», двигавшимся на запад, сметая все на своем пути, так что нам вроде бы ничего не грозило.

Весь оставшийся день ветер только усиливался, а волны становились все выше. Пена, кипящая на верхушках волн, непрерывно обдавала нас соленым душем. Казалось, океан припорошен белыми перьями, выбитыми из пухового одеяла. Тропический шторм «Реймонд» был уже переклассифицирован в ураган – ураган «Реймонд».

В половине десятого утра одиннадцатого октября в прогнозе погоды сообщили, что ураган «Реймонд» переместился к двенадцатому градусу северной широты и теперь скатывается на запад-северо-запад. Ричард орал на радио:

– КАКОГО ЧЕРТА ТЕБЯ НЕСЕТ НА СЕВЕР! ОТВЯЖИСЬ УЖЕ ОТ НАС.

Он явно пал духом, и эта вспышка была не просто вспышкой гнева – это был страх, неприкрытый животный страх. Грудную клетку стиснуло – инстинктивная реакция для защиты сердца и души. Ричард спешно записал: «МЫ НА ЛИНИИ ОГНЯ». Мы раскрыли паруса до максимума. Я мысленно оплакивала бесполезную порванную геную – этот парус сейчас бы нам по-настоящему пригодился, потому что он был больше стакселя номер один. Ричард велел мне менять курс на юго-западный. Если мы не можем обогнать «Реймонд», может, удастся проскользнуть у него под брюхом и в следующие двадцать четыре часа оказаться в пригодной для навигации полусфере урагана. Особенно выбирать не приходилось, нам нужно было что-то делать. Запускать мотор было бессмысленно, поскольку и на парусах мы превышали предельную скорость судна. Ричард нервничал и явно чувствовал страх. Я никогда не видела его таким. Он постоянно что-то бормотал себе под нос, а когда я переспрашивала, лишь мотал головой и отмахивался: «Ничего, милая, ничего».

Но разве я могла не замечать, как он всматривается в море на востоке и постоянно поправляет паруса, отчаянно стараясь выиграть хотя бы мгновение у наступающего «Реймонда»? Волны адреналина захлестывали меня: бейся или беги. Бежать из этой бури невозможно, значит оставалось только биться. Биться, биться, биться.

В три часа пополудни обновленный прогноз сообщил нам, что «Реймонд» сменил направление с западно-северо-западного на западное, разогнавшись до ста сорока узлов. Взяв после полудня высоту солнца, мы окончательно осознали, в каком положении оказались: двигаясь на юго-запад и дальше, наша яхта неизбежно столкнется с ураганом. Мы тут же снова развернулись на северо-восток, стараясь как можно быстрее удрать от «Реймонда». Ситуация и теперь уже была хуже не придумаешь. Однако, если нас еще потреплет ураганом, мы можем остаться без рангоута и такелажа и тогда уже точно не сумеем спастись. Мы не боялись за свои жизни, поскольку знали, что «Тринтеллы» строят с расчетом на самые суровые условия, однако мысль, что кто-нибудь из нас может серьезно пострадать, занозой засела в мозгу у обоих. Трясущейся рукой Ричард сделал запись: «Все, что нам осталось, – молиться».

Позже, в тот же вечер, верхнее крепление спинакер-гика разболталось и выскочило из грот-мачты, гик начал падать набок, заваливаясь в воду. Мы с Ричардом добрались до грот-мачты, пытаясь спасти спинакер-гик. Ричард перехватил его раньше, чем сила воды вырвала и нижнее крепление тоже, и втащил гик на палубу. Потребовались наши совместные усилия, чтобы принайтовить к палубе все пятнадцать футов гика. Пробираясь обратно к кокпиту, мы заметили, что часть бизань-паруса вылезла из пазов и теперь бешено полощется на ветру.

– ГОСПОДИ, ЧТО там еще?! – проревел Ричард. Он отошел от кокпита, пристегнул страховочный пояс к бизань-мачте и потравил фал бизани. Когда парус опустился, он принайтовил его к бизань-гику.

Когда Ричард вернулся к штурвалу, я заметила, какие темные тени залегли у него под глазами. Стараясь говорить без сарказма, он произнес:

– Ломаться уже почти нечему.

– У нас все будет хорошо, все будет хорошо, милый. – Я произнесла это, стараясь убедить и себя тоже.

Темный океан был подсвечен плотными шапками белой пены – настоящий кипящий котел. Барометр продолжал падать, ветер завывал все сильнее, море делалось все страшнее, злее, агрессивнее. Мы были в ужасе от того, что «Реймонд» нагоняет нас, однако ровным счетом ничего не могли поделать, только выжимать из мотора и парусов все возможное.

Мы несли вахты, по очереди спускаясь вниз, чтобы хоть немного отдохнуть. Мышцы болели от борьбы со штурвалом и попыток противостоять неистовым волнам. Никогда еще ночь не тянулась так долго.

Следующее утро было пепельно-серым, с пятнами солнечного света, рассыпанными по угрюмой поверхности кипящего моря. Соленые брызги непрерывно хлестали по лицу. Ветер, не ослабевая, дул со скоростью сорок узлов. Мы зарифили все паруса и неслись галопом, сократив до размеров носового платка стаксель и грот. Это хотя бы помогло выровнять ход яхты.

Примерно к десяти утра волны превратились в небоскребы, вздымавшиеся по обоим бортам нашего судна. Анемометр показывал уже стабильные шестьдесят узлов, и нам пришлось убрать все паруса, двигаясь дальше с голыми мачтами и только на моторе. К полудню ветер разогнался до ста узлов. Взвихренная водяная пыль не кончалась. Ричард пришел на палубу и, забрав у меня штурвал, протянул мне АРБ, аварийный радиобуй.