Полина Венгерова - Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в XIX в.

Но вскоре судьба подкинула ей еще одну жертву. На этот раз это был бедный еврей, явившийся на рынок в долгополом кафтане. Полицейский встретил его не слишком лестными выражениями. Подозвав второго полицейского, он приказал дрожавшему от страха еврею стоять смирно, а сам схватил большие ножницы, которые постоянно имел при себе, и при поддержке своего коллеги обрезал полы кафтана наподобие фрака, так что стали видны нижние панталоны. Потом он сорвал с несчастного головной убор и обрезал пейсы так близко к уху, что тот закричал от боли. Только после этого он отпустил свою истерзанную жертву, а рыночные зеваки с громким улюлюканьем проводили еврея до ворот рынка.

Такого рода экзекуции наблюдались и на большой дороге. Если полицейский встречал там еврея в старинном наряде и не имел при себе ножниц, то считал, что их отсутствие не дает ему права нарушать свой долг. Вместо ножниц он использовал два камня, а именно приказывал еврею улечься боком на землю, один камень клал вплотную к щеке под пейс, а вторым тер пейс до тех пор, пока не измочаливал его вконец. Конечно, бедный еврей испытывал при этом жесточайшие муки.

Нынче такие методы кажутся невероятными. Но эти тяжкие страдания и трагедии были лишь предвестием грядущих великих преобразований.

В первом томе моих мемуаров я рассказала о судьбоносном появлении в Литве доктора Лилиенталя, о его неотразимом влиянии на молодежь, о его культурной миссии в предстоящей реформе хедера, о первых приметах начинающегося Просвещения.

Молодежь, до сих пор изучавшая только Талмуд, восторженно восприняла новые идеи и с энтузиазмом занялась серьезным самообразованием. Ее идеалом было сочетание общего образования со штудированием Талмуда. А Лилиенталь дал выход, позволил вырваться наружу этому стремлению расширить тесные границы старой мудрости и вкусить от «яблока познания».

Кроме Лилиенталя был еще Луис Леве [238], спутник и секретарь Монтефиоре [239], использовавший каждую минуту своего пребывания в России, чтобы убедить еврейскую молодежь в необходимости европейского образования. Его речи находили отзвук, так как Леве был и европейски образованным человеком, и одновременно хорошим талмудистом. Леве как никто другой способствовал утверждению новых ценностей. Ведь он сопровождал самого Монтефиоре. И похоже, что чуть ли не обожествление этого великодушного и смелого филантропа во всех странах, где жили евреи, распространило свой блеск и на Леве. Тот, кого приблизил к себе Монтефиоре, мог говорить открыто. Ему нечего было опасаться, и все были уверены, что слова его продиктованы искренней убежденностью и стремлением к безопасности и облагораживанию еврейства.

В 1846 году вышел царский указ о выселении всех евреев, живущих на расстоянии менее 50 верст от границ империи [240], внутрь губерний. Для многих тысяч евреев это означало разорение.

И тут вмешался Монтефиоре и довел свою работу до победного конца.

Исполнение драконовских законов было поначалу хотя бы приостановлено.

Уже не впервые Монтефиоре приходил на помощь своим единоверцам. Все евреи Европы помнили о его поездке в Египет [241], где он сумел опровергнуть чудовищную кровавую басню, защитить притесняемых и восстановить честь еврейского имени перед всем миром.

Но чуть ли не больше, чем успеху его работы в России, радовались евреи почету, с которым власти принимали седую чету Монтефиоре. В каждом городе супругов встречал и провожал до следующей станции чиновник высокого ранга. Этим господам не оставалось ничего другого.

Этим господам приходилось так поступать. По распоряжению правительства! Хотя они с трудом скрывали свое раздражение.

Даже при дворе чета Монтефиоре была принята благосклонно, и придворные весьма почтительно обращались с сэром Монтефиоре, английским шерифом.

Император Николай Первый был весьма благожелателен во время последней аудиенции и обещал Монтефиоре более снисходительно отнестись к его единоверцам, однако в заключение заметил: «Если бы евреи в моей стране были похожи на вас, сударь!» и посоветовал сэру Мозесу Монтефиоре на обратном пути ближе познакомиться с евреями Литвы и Польши.

На обратном пути сэру Мозесу и его супруге со стороны евреев были оказаны всяческие почести. Каждый крупный город приготовил им торжественный прием. Раввин и именитые евреи, к которым присоединялись почтенные мужи, делегированные из других городов, чтобы приветствовать дорогих гостей, шли им навстречу часть дороги пешком. К сожалению, они не могли непосредственно общаться с супругами, поскольку сэр Мозес и леди Юдит говорили только по-английски. Переводчиком служил д-р Леве. Гости проявляли внимание главным образом к жизни евреев, которую стремились понять во всех деталях, задавая множество хорошо продуманных вопросов. Их в равной степени интересовало состояние экономики и культуры.

При этом ни супруги Монтефиоре, ни доктор Леве не скрывали, что внешний вид и все поведение евреев вызывали у них жалость. Доктор Леве неоднократно повторял, что для русских евреев принятие западноевропейского образования является абсолютно необходимым. «Когда Мессия придет и еврейское царство будет восстановлено, евреи не должны быть позади всех других народов. Еврейская молодежь должна получить образование, чтобы быть подготовленной к гражданской свободе».

Правда, в ту поездку высокая чета не побывала в нашем городе. Но из Бреста была послана депутация, которую возглавил раввин реб Янкель Мейер Падовер [242], передавший Монтефиоре наилучшие пожелания и благодарность и нашей общины. Мой отец был первым, кого хотели включить в эту депутацию. К сожалению, он захворал и остался дома. Но мысленно он следовал за каждым шагом высоких путешественников; ведь ему почти каждый день присылали подробные сообщения. И в те часы, когда они поступали, в доме воцарялась торжественная атмосфера. Как сейчас вижу чудесный блеск в глазах отца, сидящего за столом в окружении гостей и домочадцев. С нами, детьми, он обсуждал события во всех подробностях. Особенно живо встают передо мной те достопамятные восемь дней, которые высокая чета провела в Вильне. Генерал-губернатор Миркович [243]получил из Петербурга указание проявить особое внимание к этой поездке.

С пятой станции перед Вильной еврейская община получила эстафету о приближении «божественных посланников» — так русские евреи называли тогда чету Монтефиоре. Радостное возбуждение охватило все еврейское население Вильны. Община приготовила для именитых гостей квартиру в богатом доме знаменитого реб Михеля Котцена и позаботилась о роскошном, строго кошерном угощении.