Томас Майер - Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить

Мастерс пытался сохранять свою ученую объективность и неохотно втягивался в социологические дебаты. «Я собираюсь уклониться от этого – по очень веским причинам, – заявил он одной свингерской паре, которая пожелала узнать, нормален ли их образ действий. – У нас есть своя философия: не судить других. И если мы не знаем ответ наверняка или недостаточно уверены в нем, мы его не даем». Исследователь медицины, ученый до мозга костей Мастерс предпочитал делиться наблюдениями – например, замечанием о том, что в первый час сна после соития женщины, испытавшие оргазм, склонны ближе придвигаться к партнеру в постели, в то время как мужчины вообще не двигались.

Но бо̀льшая часть книги подчеркивала важность верности, эмоциональной привязанности и супружеских обязательств как ключа к взаимному наслаждению. Ее идея в корне отличалась от эгоцентричных публикаций вроде «Радости секса» Алекса Комфорта и других самоучителей 1970-х – эпохи, которой Том Вулф дал меткое прозвище «десятилетие «Я». У самых счастливых пар, как выяснили Мастерс и Джонсон, «любовь приводит к сексу, который ведет к еще большей любви, которая, в свою очередь, ведет к еще лучшему сексу – и так далее». Эта книга была, скорее, детищем Вирджинии Джонсон, чем Мастерса.

Теперь, когда сексуальная революция мчалась во весь опор, они, напротив, слегка нажали на тормоза. В одной главе под названием «Что значит сексуальная верность в браке» они хвалили религиозных лидеров за то, что те отбрасывали нравственные догмы, порицавшие человеческую сексуальность. Однако Мастерс и Джонсон предостерегали, что эта свобода может зайти слишком далеко. Книга «Узы удовольствия», изначально озаглавленная «Зеркало секса», просила читателей вглядеться в себя как в отражение народа, все еще переживающего великие социальные перемены. Они повторяли утешительные предписания о любви и сексе перед каждой аудиторией, в каждом газетном интервью, в каждой телепрограмме. Теперь Мастерс и Джонсон предстали перед Америкой в новом качестве, чтобы поделиться уроком, вынесенным из собственной совместной жизни.

Билл и Джини отдыхали в обществе семейства Шепли. Эти совместные вечера были для них теми редкими моментами, когда их статус знаменитостей не имел значения. Они часто приезжали в гости к Пегги и Этану в Кингсбери или супруги Шепли навещали Мастерсов в их доме на Уорсон-Роуд в Лейдью.

Пегги Шепли впервые наблюдала Мастерса и Джонсон как супругов. Однако вели они себя неловко, и поза Билла, сидевшего рядом с Джини, была скованной. Джини Джонсон, несмотря на все свое очарование, казалась человеком одиноким, нуждавшимся в настоящем друге. В то время как мужчины все еще находили Джини привлекательной в ее сорок с лишним лет, женщины продолжали видеть в ней угрозу. В узких светских кругах Сент-Луиса примерные жены слышали о разводе Билла, а то и водили знакомство с самой Либби Мастерс – и были полны решимости не подпускать Джини близко.

Признание, которого она удостоилась за свою работу с Мастерсом, позволило ей чувствовать себя звездой, но ее преследовало ощущение собственной недостойности. Спустя почти два десятка лет Джонсон так и не добилась того, ради чего отправилась в Вашингтонский университет, – диплома о высшем образовании. Мастерс отмахивался от тех, кто указывал на отсутствие диплома у его партнерши, и указывал в ответ на ее достижения. «Научное образование не так уж много значит для этой работы, – настаивал он. – Нет такой дисциплины, которая была бы уникально необходима для нашей программы».

Чем дольше длился их брак, тем больше Джини злилась на Билла за то, что он не понимал, как важен для нее диплом. Мастерс выдвигал свои возражения отеческим тоном, облекая мысли в тщательно подобранные слова, чтобы не спровоцировать ссору. Он обещал ей все, чего она захочет – перестройку их дома, переезд в другой дом, более просторный кабинет в клинике, – при условии, что все останется, как было. Звучащий в работах Мастерса и Джонсон призыв к большей вовлеченности в отношения – ощущение, что секса недостаточно, если нет истинной любви, – несомненно, носил отпечаток ее мыслей. Журналисты отмечали любопытную особенность: ни один их них не смог припомнить, когда они захотели вступить в брак.

Неумение Билла свободно общаться и расслабляться стала еще более серьезной проблемой для Джини, после того как они поженились. Ее расстраивало, что у них мало друзей, а он был вполне этим доволен. Этан Шепли чувствовал себя польщенным званием «лучшего друга» Билла, хотя у мужчин было мало общего помимо работы фонда, вспоминала Пегги Шепли.

Супружеская жизнь Мастерса и Джонсон напоминала этюд в контрастных тонах. Если она получала удовольствие от музыки и изящных искусств, то он предпочитал смотреть по телевизору профессиональный футбол. На стене их гостиной висело большое абстракционистское полотно, изображавшее матч, где игроки в шлемах сталкивались друг с другом. Это была любимая картина Мастерса.

Футбол с его первобытными импульсами взывал к мужским инстинктам Билла. Неугасимая преданность Билла этой игре подогревала его интерес к Уилкинсонам – одной из немногих супружеских пар в Сент-Луисе, с которыми Билл и Джини поддерживали отношения. Долгие годы Уилкинсон был знаменитостью, тренером футбольной команды Оклахомского университета, и его имя красовалось в тамошнем «Зале славы». Красивый мужчина, сам бывший квотербек, Уилкинсон в 1965 году пришел в телекомпанию ABC в качестве комментатора университетских игр по выходным дням. В 1978 году он триумфально вернулся к работе тренера, возглавив «Сент-Луисских Кардиналов» – любимую местную профессиональную футбольную команду Мастерса. Уилкинсон развелся с первой женой Мэри, с которой прожил 37 лет, и вскоре после этого снова женился.

Так же как и других своих знакомых, Билл и Джини со временем ввели Донну Уилкинсон в совет директоров своего фонда. Уилкинсоны осели в Сент-Луисе, хотя тренерская работа Бада с «Кардиналами» продлилась недолго. Джини сохранила дружескую привязанность к Донне и была довольна их общением вместе с мужьями. На рождественских посиделках Джини пела для них – как на местной армейской базе во время Второй мировой.

Уилкинсоны наслаждались обществом Джини, а вот к Мастерсу питали более сложные чувства. На их совместных сборищах Мастерс хотел говорить только о футболе и бесконечно донимал Уилкинсона вопросами о прошлых и будущих матчах. Однажды Донна болтала по телефону с Джини, и тут Билл бесцеремонно снял трубку другого аппарата и попросил к телефону ее мужа, чтобы поговорить о футболе.

Мастерс держал в доме двух доберман-пинчеров – крупных животных, которые были главным объектом его привязанности. В своей неопубликованной автобиографии он больше внимания уделяет описанию своих отношений с доберманами, чем с любой из жен или двоих детей. Однажды вечером, когда Билла и Джини не было дома, дочь Вирджинии Лиза смотрела телевизор со своим новым бойфрендом. Собаки внезапно напали на него. «Один из доберманов изодрал парню лицо, – вспоминал Роберт Колодны, который жил неподалеку и быстро подоспел на помощь. – Мне пришлось срочно звонить знакомому хирургу-пластику. Ситуация была по-настоящему жуткая. Билл ужасно не любил об этом вспоминать».