Ал Сантоли - ВСЁ, ЧТО БЫЛО У НАС

В общем, они на нас наступают, а Дон со всеми своими в блиндаже, вместе со мной. Лейтенант Келли залез в наш блиндаж, потому что других вроде бы и не осталось. По нам стреляли из леса, все пытались подбивать наши треки из РПГ. В общем, 2–2 [45] 2-е отделение 2-го взвода. осталось единственным отделением, державшим эту сторону периметра. А тут шла нейтральная полоса. «Дастер» [46] Грузовое шасси с установленной на нём спаренной пушкой — примечание в книге, а на самом деле это многоствольная зенитная установка на базе танка — прим. переводчика. попробовал подтянуться, и, черт возьми, даже не добрался до периметра. Разорвало его к херам. Первому отделению пришлось покинуть свой блиндаж, потому что его заливало горячим металлом от развороченного трэка. Он плавился, один или два мужика, что в нём сидели, погибли от этого. В нем водитель был — так от него ничего потом не нашли. Металл затекал в их окоп, и им пришлось оттуда убраться. Как на литейном заводе или типа того, он просто тёк себе ручьем.

Вертолеты начали выгружать дополнительные боеприпасы. Реактивные самолеты бомбили лес. Противопехотные штуки бросали. Ударят и БААУЭМ! То есть, земля тряслась… бомбежка, блин, прямо нам по головам.

Противник все пробивался, применяя ранцевые заряды. У нас кончились патроны. Всё продолжалось где-то с полуночи до пяти утра. Часов пять дрались. Поэтому мне пришлось бежать от своего блиндажа через грёбанную эту нейтральную полосу до трека за патронами для 50-калибрового. К тому времени я два ствола успел спалить. Один спалил очередью патронов в тысячу, прикрывая Хильдебрана, чтобы он смог обратно добежать. Мне надо было перебежать нейтральную полосу, и тут я налетел на гуков с ранцевыми зарядами. Сбил их с ног так, что они прям на задницы и попадали. Они тащили взрывчатку, хотели орудия подорвать. Я залепил по ним ящиком с патронами. Взял и перебежал через них. Вообще-то, одного из тех, что я ударил, блин, я его даже не заметил. Мы вроде как взяли и налетели друг на друга. А я был чертовски здоровей его, да еще два больших патронных ящика в руках. Я был без оружия по той простой причине, что пошел за патронами и не мог нести винтовку в положении готовности к бою. Поэтому что толку было эту хрень таскать?

В общем, мы с Доном сбегали туда раз пять-шесть. Подготовили, наконец, 50-калибровый. Наладить никак не получалось, и так чертовски долго к тому времени уже воевали, такие злые стали, что кончилось это дракой. Прикинь — вокруг эти уроды, а мы с Доном дерёмся — кому стрелять из 50-калибрового.

Подошёл сержант Александр, обложил нас с ног до головы: «Черт возьми, что за херня?» Мы встали. «Ладно, прости», — говорю, и начал стрелять из этого 50-калибрового, который установил, потому что М-60 я спалил. Расплавил его, козла такого.

Я открыто стоял во весь рост, потому что никогда не мог заставить себя пригнуться или залечь, стреляя из пулемета. Люблю встать во весь рост и выдать им по полной программе. Ну и вот, стою и посыпаю эту грёбанную зеленку как из перечницы, и вижу одни лишь красные трассеры — свои пули. А Дон и Келли говорят: «Чёрт возьми, Мок, присядь, мудак. Чёрт возьми, пригнись!» «А, пошёл ты», ― говорю. Дон говорит: «Черт возьми, они ж сейчас прицелятся, да башку тебе и снесут». Я говорю: «Ты о чём, мудило? Эти уроды и стрелять-то не умеют». Дон говорит: «Слышь, мудило, сюда иди». Я присел, а он говорит: «Глянь-ка вверх». Я посмотрел и вижу трассеры — зелёные трассеры. Дон сказал, что по обе стороны от моей бестолковки зелёные трассеры роями летали. Само собой, я их не замечал, пока стоял. В общем, решил я больше стоя не стрелять.

В конце концов, пришлось нам воевать до утра. Мы их триста пятьдесят или шестьдесят положили. На следующий день они там повсюду валялись. Генерал Уэстморленд прилетел. Корреспонденты из новостей, всё такое. Весело стало — ухохочешься. Когда все эти козлы там появились, солдаты начали врать. Репортёр подходит к первому попавшемуся и говорит: «А вы что делали?» «Я в одиночку триста тысяч тесаком зарезал». А они ведь так и расписывали потом!

Был там один сержант, командовал засадным патрулем. У него был радист, мексиканец, охереть что за классный мужик. Когда началось наступление, они каким-то образом ушли с места засады и залезли в воронку от бомбы, и, прикинь, эти блядские гуки всю ту грёбанную ночь пытались подползти к краю воронки. Тот сержант лежал там и плакал на дне воронки. Радист взял командование на себя, мексиканец тот, потому они в живых и остались. Они дрались, а этот урод грёбанный, Е-7, всё плакал. В общем, на следующий день вернулся тот грёбанный засадный патруль, но офицеры ещё не успели добраться до этого сраного сержанта и засадить ему по самые помидоры, а тот уже успел поболтать с чуваком из какого-то журнала. «Сержант Герой» — во как они про него расписали. В общем, сверху приказали, чтоб его представили к кресту «За выдающиеся заслуги». Но всё-то ведь сделал его радист! Сержанта трибунал ждал, но из-за того, что он тому репортёру рассказал… Они ведь всякой херне верили — кто бы ни рассказал. Им лишь бы громкую статью написать. Но, блин, армия-то не могла уж это дело развернуть. И вместо трибунала … Наш первый сержант сказал, что ни к каким медалям его представлять не собирается. А начальство ему сообщило, что если не представит — за яйца подвесят. Главные тузы сказали, что «этого E-7» надо представить. Ссыкуна этого.

Какой-то чувак из Си-Би-Эс или Эн-Би-Си сказал: «Чёрт, как жаль, что меня тут не было». А Эбервайн поглядел на него и говорит: «Ага, сучара, чёрт возьми, как мне-то жаль, что тебя тут с нами не было!» Тот сразу же заткнулся на хер. А Эбервайн был в одном из треков, что там уделали.

Скотт Хиггинс

Снабженец

Штаб II полевого корпуса

Бьенхоа

Октябрь 1967 г. ― октябрь 1968 г.

Джеймс Хеброн

Скаут-снайпер, командир огневой группы

1-й батальон 26-го полка морской пехоты

Кхесань

Август 1967 г. ― февраль 1968 г.

Скотт Хиггинс:я уехал туда в октябре 1967 года и вернулся год спустя. Я служил в Бьенхоа, в двадцати милях [47] 32 км. к северо-востоку от Сайгона, в штабе 2-го полевого корпуса, из которого осуществлялось руководство действиями в зоне III корпуса, окружавшей Сайгон. Месяца четыре я проработал координатором объекта, отвечал за обеспечение объекта жильём, продовольствием, водой и электричеством. Позднее мы выдвинулись поближе к штабу сухопутных войск США во Вьетнаме — между Бьенхоа и Лонгбинем. Мне был тогда двадцать один год, и от всего происходившего голова шла кругом. Я был произведён в офицеры по окончании курсов офицеров запаса в Геттисбергском колледже. Я пошёл туда, чтобы не попасть на войну, потому что считал её ошибкой, но это все равно меня не спасло. Раз призвали — значит, пойду. Наверное, думал так из-за своеобразного патриотизма, который разделяли в те годы многие.