Азарий Плисецкий - Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров

Первым же спектаклем, поставленным специально на нее, стал балет «Три толстяка» в хореографии Игоря Моисеева. Там была замечательная сцена в кибитке, где Мита моментально переодевалась. Ни о каких «молниях» в то время не было и речи, поэтому все скреплялось на живую нитку. Станцевав в одном костюме, Мита забегала в кибитку, где ее уже ждала костюмерша, которая буквально срывала с нее одежду и облачала в другой наряд. Это мгновенное переодевание производило на зрителей огромное впечатление.

В Большом театре в те годы была жесткая конкуренция: танцевали такие выдающиеся балерины, как Ольга Лепешинская, Софья Головкина, Марина Семенова. Позже, в 1944 году, появилась абсолютная небожительница Уланова. Без трений и конфликтов, как водится, не обходилось.

В 1941 году Мита писала маме в Чимкент:

«С хамством Самосуда пока бороться трудно. Что же делать, Сталинскую премию мне тоже не дадут. А Лепешинская получит! Да, неподходящий у меня для Большого театра характер. Ничего, Рахилинька, у меня еще сил достаточно, сумею еще доказать свою правоту!»

Доказывать свою правоту ей приходилось неоднократно. Однажды во время войны часть труппы, оставшаяся в Москве, решилась на премьеру. По инициативе Михаила Габовича, которого назначили директором филиала Большого театра, была сделана новая редакция «Дон Кихота». И все бы хорошо, но не хватало примы на партию Китри. Тогда Габович позвонил в Куйбышев и попросил прислать ему Миту или Лепешинскую. Ольга Васильевна не поехала. А Мита, очарованная балетом Минкуса, решила рискнуть, несмотря на то что гитлеровские войска стояли под Москвой.

Одно из писем Майи, присланное маме в эвакуацию, датируется как раз этим временем:

«Скоро пойдет „Дон Кихот“. Мита танцует премьеру. Она изумительно танцует и „Лебединое“, и „Дон Кихот“, и вообще все. Все смеются над тем, что Головкиной дали заслуженную. Она на днях приехала, и ее никто даже не поздравил.

В тот день, когда Головкиной дали звание, Мита блестяще танцевала „Лебединое“, и за сценой после конца спектакля вся труппа устроила Мите овации и говорили: ты для нас заслуженная.

Храпченко был на этом спектакле. Габович говорил о Мите с ним. Он сказал, что Мита представлена к награждению, но с тех пор прошло уже 2 недели и ничего нет. Ну, будем ждать».

Репетиции «Дон Кихота» продолжались четыре месяца. Спектакль был практически готов, как вдруг перед генеральным прогоном из Куйбышева вернулась Софья Головкина. И Габович, вызвав Миту в свой кабинет, обреченно сообщил:

— Мне велено отдать первый спектакль Головкиной.

— Но как же так? Это мой спектакль, я его репетировала!

— Я тоже не согласен, но поделать ничего не могу, это приказ председателя Комитета по делам искусств Храпченко, и я обязан подчиниться.

С этими словами Габович убежал на репетицию, оставив обескураженную Миту одну в своем кабинете. Недолго думая, она схватилась за кремлевскую «вертушку» и позвонила напрямую не кому-нибудь, а Розалии Самойловне Землячке, когда-то пламенной революционерке, а в тот момент — председателю Комитета советского контроля.

— Несправедливо отбирают спектакль! — представившись, пожаловалась Мита. — По распоряжению председателя Комитета по делам искусств Храпченко. Директор театра тоже не согласен, но должен подчиниться!

— Где вы сейчас находитесь? — поинтересовалась Землячка и, услышав ответ, попросила: — Подождите две минуты, я вам перезвоню.

Через две минуты действительно раздался звонок.

— Товарищ Мессерер, спокойно танцуйте премьеру. Храпченко отменил свой приказ.

Сама не своя от радости, Мита понеслась на сцену, где уже началась генеральная репетиция. Успела аккурат к первому выходу Китри. В кулисе уже стояла Головкина.

— Вон отсюда! — крикнула Мита и, оттолкнув соперницу, вылетела на сцену.

Личная жизнь Миты складывалась непросто. Первым ее мужем стал Борис Кузнецов, историк науки, экономист, профессор и, пожалуй, самый известный эйнштейновед в стране, написавший не одну книгу, посвященную великому физику. Недаром в 1963 году его назначили председателем Международного эйнштейновского комитета. Настоящая фамилия Бориса Григорьевича была Шапиро. Однако жить и работать с такой фамилией во времена расцвета советского антисемитизма было сложно. Став Кузнецовым, первый муж Миты смог не только дослужиться до заместителя директора Института истории естествознания и техники АН СССР, но и получить в 1942 году Сталинскую премию первой степени. Красавцем Борис Григорьевич был ослепительным. Майя говорила: «Если бы он родился в Голливуде, то перешиб бы Роберта Тейлора».

Брак Миты с Кузнецовым продолжался недолго. Война разбросала их в разные стороны… Переписываться было трудно, да и адрес не всегда знали. Как вспоминала сама Мита, окольными путями до нее дошла молва, что у Бориса Григорьевича завелась в эвакуации женщина. Тогда она решилась написать ему письмо, в котором просила не спешить с возвращением в Москву, пока в ее коммуналке ютится сестра с тремя детьми, мол, дома теснотища и жить пока негде. Кузнецов все понял и не вернулся. Больше они не встречались.

Потом у Миты случился продолжительный роман с солистом балета Большого театра Георгием Фарманянцем, который был младше ее на тринадцать лет. Фарманянц, наделенный невероятно высоким прыжком с зависанием в воздухе, на несколько лет стал для Миты не только партнером по сцене, но и спутником жизни. Впрочем, замуж за него она так и не вышла.

После Фарманянца в ее жизни возник Григорий Левитин, эффектный мужчина, чей образ был окружен героическим ореолом из-за его профессии — мотогонки по вертикальной стене. В Центральном парке он имел собственный аттракцион, который собирал тысячи зрителей и приносил немалый доход. Я очень симпатизировал Левитину, поскольку сам тогда живейшим образом интересовался техникой и в свободное от учебы время бегал к нему в парк посмотреть на мотоциклы. Дух захватывало, когда он начинал выписывать круги внутри специально возведенного манежа с вертикальными стенами! Брак с Левитиным был сложным, ссоры двух неуживчивых характеров перерастали в скандалы. Появление на свет в 1948 году их общего сына Миши не сняло накала страстей. Наоборот, возникла новая причина для разногласий — воспитание ребенка.

Поскольку у Миши были неплохие данные для занятий балетом — длинные ноги, высокий подъем — Суламифь Михайловна решила отдать его в хореографическую школу. К тому же там он всегда находился под ее неусыпным надзором. Будучи поздним, а потому особенно долгожданным ребенком, Миша с детства был объектом повышенного внимания. Единственной, кому Мита могла доверить своего сына, была наша мама. Поэтому, когда однажды Суламифь Михайловна отправилась в длительную командировку в Японию, Мишу она оставила в нашей семье, зная, что любимая Ра будет относиться к нему как к собственному ребенку.