Азарий Плисецкий - Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров

Церемония прощания с Майей проходила не в Мюнхене, где они с Щедриным прожили последние двадцать пять лет, а в крошечном городке Киссинг в шестидесяти километрах от Мюнхена, насчитывающем всего-навсего одиннадцать тысяч жителей. Выстроив на GPS -навигаторе маршрут, мы с Любой отправились из Лозанны в Киссинг. Ехали всю ночь, чтобы к утру быть на месте.

Наш автомобиль подкатил к одноэтажному зданию крематория одновременно с небольшим автобусом-катафалком. Это было какое-то наваждение, ведь я проделал путь длиной более пятисот километров, но совпал с Майей секунда в секунду. Из крематория вышел человек с каталкой. Он приблизился к катафалку и, открыв заднюю дверь, очень ловко перетащил гроб из машины на свою тележку. С подозрением поглядывая на нас, человек повез гроб в здание крематория.

На прощании присутствовало человек пятнадцать. Разумеется, сам Щедрин, ближайшие друзья его и Майи по Мюнхену, Владимир Урин и мы с Любой. Звучала музыка из балетов, в которых когда-то танцевала Майя. Гроб был открыт, но Щедрин закрыл лицо Майи легкой вуалью, сказав, что смерть никого не украшает. Видны были только руки, к которым можно было прикоснуться и поцеловать.

Прощание было недолгим. Мы сопроводили гроб до железных дверей печи крематория. Когда створки раздвинулись, оттуда пахнуло жаром. При виде пламени, которое вот-вот поглотит Майю, стало страшно. Гроб медленно покатился в адскую топку. Створки захлопнулись. Всё.

После небольшого поминального обеда мы уехали в Лозанну. А на следующий день позвонил Щедрин и рассказал, что над Киссингом пронесся настоящий смерч, не зафиксированный больше нигде, кроме этого крошечного городка. Мощнейший вихрь срывал крыши, валил деревья и на какое-то время оставил население во мраке, после чего унесся прочь. Так стихия прощалась со стихией.

Когда вспоминаю сегодня географию своих поездок, все театры, в которых мне доводилось работать, самому становится смешно: начинаю перечислять и вижу недоверие в глазах собеседника. Говорю чистую правду, а самому начинает казаться, будто вру — потому что так не бывает. «Гранд-опера», «Ла Скала», театр «Колон», American Ballet Theatre, New York City Ballet , театры Штутгарта, Токио, Брюсселя, Марселя… всего не назвать. И при этом меня порой мучает досада из-за невоплощенных идей и нереализованных проектов, особенно постановок новых балетов. Отдав пятьдесят лет педагогике, я понял, что эта деятельность плохо сочетается с креативной работой хореографа. Недаром выдающиеся балетмейстеры не хотели растрачивать себя на учебные классы. А если пытались, у них это выходило плохо. Когда серьезно занимаешься преподаванием, то все время стремишься делать все по классическим канонам. Вырабатывается в характере какой-то рационализм, консерватизм. А эти черты противопоказаны творчеству хореографа, которому необходима внутренняя свобода, полное отсутствие самоцензуры.

С 1991 года я работаю педагогом-репетитором труппы и школы Мориса Бежара, которая к тому времени уже обосновалась в швейцарской Лозанне. Это город, в котором я нашел интересную творческую работу, природу удивительной красоты и встретил Любовь Киви-Минскер, ставшую моей женой…

Когда-то, в далеком 1975 году, наши с Любой пути могли бы пересечься. Я прилетал в Новосибирский Академгородок по приглашению клуба любителей балета «Терпсихора». Клуб организовал ученый геолог Геннадий Алференко. Его заместителем был Борис Мездрич (это имя не так давно прогремело на всю страну в связи с закрытием постановки оперы Вагнера «Тангейзер» в Новосибирском академическом театре оперы и балета). «Терпсихора» был не просто клубом по интересам, а одной из первых в СССР общественных организаций с правом юридического лица. У «Терпсихоры» даже имелся собственный банковский счет! Организаторы устраивали встречи деятелей балета с учеными: ядерщиками, химиками, механиками. В Новосибирске с выступлениями побывали Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Марис Лиепа, Игорь Моисеев и многие другие. Пригласили и меня. Я, помнится, привез с собой шестнадцатимиллиметровый проектор, показывал сюжеты, снятые на Кубе, рассказывал о своей работе и Кубинском балете. Помню, как в финале моего выступления в Институте химии твердого тела я поблагодарил ученых за внимание и добавил:

— Я был поражен, что занимаясь такими разными вещами: вы — химией твердого тела, а я — физикой мягкого, мы нашли так много общего!

Когда «Терпсихору» попытались закрыть по распоряжению сверху, положение спасла… Алисия Алонсо. Труппа Кубинского национального балета в это время как раз гастролировала в Москве. Выбрав день, мы с Алисией отправились в Новосибирск, где она выступила с пламенной речью, из которой следовало, что она как представительница Фиделя Кастро счастлива побывать в далеком сибирском городе, где так почитают искусство балета и открывают для балетоманов такие замечательные клубы, как «Терпсихора».

— Мы обязательно последуем Вашему примеру и организуем на Кубе такое же общество! — заявила она.

Упоминания Фиделя и Кубы магически подействовали на местное руководство. «Терпсихора» была спасена!

На одной из творческих встреч, организованных «Терпсихорой», меня и увидела Люба, которая училась в аспирантуре на химическом факультете Новосибирского университета. Жаль, что знакомства тогда не произошло, а случилось оно лишь спустя двадцать лет.

В 1990-е годы, когда российская наука оказалась на грани распада, а университеты едва сводили концы с концами, многие ученые, чтобы не остаться без средств к существованию, подались в бизнес. Люба же решила не изменять профессии и разослала свое резюме сразу в несколько зарубежных университетов. Вскоре пришел ответ из Лозанны, из одного из самых престижных университетов Европы — Федерального политехнического института (EPFL). Сначала там она руководила небольшой группой исследователей, а затем возглавила лабораторию. Автор сотен научных публикаций, в том числе патентов, монографий и учебников, Люба получила международное признание коллег и была удостоена звания профессора EPFL. С научными докладами она облетела чуть ли ни полмира от Токио и Сингапура до Филадельфии и Гавайских островов. Неоднократно мы летали вместе, и я с большим интересом слушал ее выступления. Меня ведь с детских лет интересовала физика, механика, ну а сейчас стал понимать и что такое катализ!

Вместе мы уже более десяти лет. Несмотря на разницу профессий, у нас много общих интересов. Например, Люба очень любит и тонко чувствует балет. Мы часто ходим в кино, на выставки, ну а уж когда прилетаем в Москву, то почти каждый день что-нибудь посещаем. Городок Сен-Сюльпис на берегу Женевского озера, в котором мы с Любой снимаем дом, считается «профессорским» — здесь живут многие преподаватели Университета Лозанны и Федерального политехнического института. Поселившись в Сен-Сюльписе, мы решили непременно завести лодку. Наша с братом Александром страсть к моторам и лодкам проявилась опять, благо Люба разделяла это увлечение. Сначала у нас был надувной « Zodiac ». Потом — алюминиевая лодка, вроде нашей «Казанки», которая, к счастью, продавалась сразу с местом в порту в пяти минутах от дома. Позже «Казанку» сменили на катер с каютой, позволявшей укрыться в ненастье. Какое же это удовольствие — выйти на середину озера в солнечный день, превратив лодку в плавучую купальню! Иногда мы на ней выезжаем «за границу» — это всего каких-то десять километров по воде, разделяющих Швейцарию и Францию. Зимой лодку сменяют горные лыжи, к которым меня тоже приобщила Люба. А полет на параплане в Швейцарских Альпах был ее подарком мне на день рождения.