Юлий Квицинский - Время и случай

Во-первых, на горизонте замаячила так называемая «проблема цифр». Запад настаивал: прежде чем начинать сокращения, выложить на стол цифры о количествах войск и вооружений с обеих сторон. На основании этого затем решать вопрос, сколько, кому и чего сокращать. Наша позиция: дискуссия о цифрах лишь будет затягивать переговоры и реальные сокращения, целесообразнее договориться о размерах сокращений с обеих сторон и провести эти сокращения под строгим контролем. Та часть войск и вооружений, которая оставалась бы после сокращений, была бы примерно равной для обеих сторон, но подсчитывать там «каждый солдатский нос» контролерам не следует. Это был бы, как мы говорили, шпионаж.

На протяжении долгих лет переговоров эта основная позиция сторон претерпевала разные модификации. То предлагалось начать с сокращения только американских и советских войск, то шел разговор о верхнем лимите численности сухопутных войск ОВД и НАТО и начиналась оживленная торговля, кто и какую лепту должен внести в эти сокращения, то разгорался спор, возможно ли включать в сокращения авиацию, а если да, то какую.

Суть «проблемы цифр» состояла вот в чем: мы вместе со своими союзниками из ОВД имели численное превосходство над войсками НАТО почти по всем параметрам, но признавать его не хотели, поскольку такое признание влекло за собой неизбежные асимметричные сокращения не в нашу пользу. Даже в первые годы прихода к власти М. С. Горбачева, когда началось движение в вопросах ядерного разоружения, маршал Ахромеев откровенно говорил участникам заседаний так называемой «пятерки» (постоянное совещание представителей Генштаба, МИД, ЦК, КГБ и Военно-промышленной комиссии Совмина по разоруженческим делам), что движение в Вене невозможно.

Наши военные отлично знали, что по индивидуальной выучке и качеству боевой техники наши армии отставали от армий НАТО. Поэтому для обеспечения равновесия считалось необходимым иметь численный перевес в личном составе и технике, хотя бы за счет сохранения устаревших ее образцов. Документы, которые наша разведка получала о планировании маневров штабами НАТО, подтверждали эти установки. В случае военного столкновения в органах НАТО полагали, что их боевой самолет будет эквивалентен трем нашим, что хотя американский танк при столкновении с нашими устаревшими танками и успевает уничтожить два из каждых трех, однако наш третий все же имеет время прикончить эту американскую машину и т. д.

Следовательно, Вена должна была неизбежно «споткнуться» о цифровую проблему. Это быстро понял и мой друг Дж. Дин. До начала венских переговоров он был послом США в Праге и теперь, наверное, сожалел, что оставил эту страну, к которой относился с симпатией и интересом. Он утешал себя, однако, тем, что Вена — один из самых привлекательных европейских городов, а прервать венские переговоры ни одна из сторон не решится.

Венские переговоры должны были зайти в тупик и еще по одной причине. Им твердо намеревалась мешать ФРГ. Центральноевропейская зона сокращений в том виде, как она была определена в 1973 году, не устраивала Бонн. Она охватывала ФРГ, Бенилюкс, ГДР, Польшу и Чехословакию. США, Англия, Франция и СССР участвовали в сокращениях только своими экспедиционными войсками, находящимися в странах этой зоны. Получалось, что в случае достижения договоренностей по такой схеме ФРГ становилась единственной крупной европейской державой, на которую накладывались ограничения в военной области. Западные немцы считали это для себя дискриминацией и упорно стремились к расширению зоны, выдвигали одну за одной модели всевозможных ограничений вооружений за пределами зоны, усердствовали в составлении схем глубокого контроля над вооружениями на территории всей Европы.

Становилось ясно, что венские переговоры могут вскоре превратиться в занятие для пенсионеров. Тем временем не дремал А. П. Бондаренко в Москве, напоминая министру, что Квицинскому давно больше нечего делать в Вене, а 3-й Европейский отдел нуждается в рабочей силе. В феврале 1974 года меня из Вены вновь отозвали — на сей раз окончательно.

Предприняв в 1974 году отчаянную, но неудачную попытку сбежать от германских дел в Мадрид на должность советника-посланника, я продолжал заниматься «увлекательной» возней вокруг западноберлинских аспектов наших различных соглашений и программ сотрудничества с ФРГ. Этот вопрос был постоянно в повестке дня переговоров А. А. Громыко с новым министром иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншером.

Поскольку Геншер был инициатором учреждения в Западном Берлине после заключения четырехстороннего соглашения нового учреждения — федерального ведомства по охране окружающей среды, то есть совершил демонстративный шаг по дальнейшему расширению федерального присутствия в этом городе, министр с особым усердием проводил с ним «воспитательную работу» в западноберлинском вопросе. За каждым шагом МИД ФРГ он видел очередной подвох и строжайше наказал А. П. Бондаренко и мне не давать западным немцам ни малейшего спуску. Позиция по всем деталям обсуждавшегося тогда с ФРГ соглашения о правовой помощи, культурной программе, научно-техническому соглашению рассматривалась и утверждалась А. А. Громыко лично.

Знаю, что при воспоминаниях о переговорах тех лет у наших немецких партнеров, таких, как К. Блех, А. Майер-Ландрут, ван Велль, покойный Г. фон Браун-мюль, пробегали мурашки по телу. Они, правда, не ведали, что и их советским коллегам было нелегко. Нам часто не удавалось уговорить министра на тот или иной компромисс. Он повторял: дело одним этим компромиссом не закончится, у западных немцев линия на то, чтобы резать колбасу («салями») по кусочку, уступить им значит не закрыть вопрос, а поощрить МИД ФРГ на новые хитрости и уловки. Отсюда следовал вывод, что надо отстаивать нашу позицию, а если из-за этого не будет получаться то или иное второстепенное соглашение с ФРГ, то и беды в этом большой нет. Похоже, ФРГ заинтересована больше в продвижении своей позиции по Западному Берлину, чем в конкретном сотрудничестве с нами в той или иной области.

Разумеется, во всем этом была немалая доля истины. Однако норой дело принимало слишком заостренные формы. Например, А. А. Громыко однажды сорвал осуществление обменов по линии породненных городов, поскольку в программе поездки значился Западный Берлин. Напрасно мы с А. П. Бондаренко при поддержке В. М. Фалина доказывали, что Западный Берлин может принимать участие в международных обменах наряду с участниками из ФРГ, если не затрагиваются при этом вопросы статуса и безопасности. Так записано в четырехстороннем соглашении. Министр лишь крепко рассердился и сказал нам: если мы не хотим выполнять его поручение, то это сделают за нас другие. Он тут же позвонил В. В. Кузнецову и дал соответствующее указание, а мы ушли из его кабинета как побитые собаки.