Эрвин Бартман - Тяжелые бои на Восточном фронте [Воспоминания ветерана элитной немецкой дивизии, 1939–1945]

Сначала мы стали просто добрыми друзьями и много времени проводили вместе только потому, что нам было хорошо. Однако постепенно наши отношения становились все более серьезными, пока, наконец, у меня не появилась возможность начать ухаживать. Мы ходили в кино и театр, пока бомбежки союзников не положили конец таким прогулкам. Несмотря на тяжелую ситуацию на фронтах, это был один из самых замечательных периодов в моей жизни. Я с восторгом вспоминал о тех утренних минутах, когда просыпался рядом с Ингеборгой в ее квартирке, или о том, как мы гуляли с ней и с ее дочкой в Фридрихсхайне.

Как-то через пару недель после начала моих отношений с Ингеборгой я пришел к родителям и увидел, что моя мама стоит на коленях и укладывает в картонную коробку мои старые туфли, которые, как я думал, она уже давно выбросила. Увидев меня, мать широко улыбнулась.

– Хорошо, что я оказалась дома, – сказала она. – Пока ты отсутствовал, к нам заходил гость, которого ты не видел целую вечность.

– Зачем ты хранишь все это старье, мама?

– Я же тебе сказала, что у нас был гость, которого ты очень хорошо знаешь.

– Да? И кто же это?

– Хорст Муш, твой школьный приятель. Недавно ты его вспоминал.

Я был поражен. Мы встречались с его матерью в магазинчике на Палисаденштрассе всего несколько дней назад, и она ни словом не обмолвилась о том, что ее сын собирается приехать домой.

– А он не говорил, куда собирается пойти?

– Сказал, что домой. Ему отчаянно нужна пара туфель.

– Спасибо мама. – Я повернулся и направился к двери.

Родители Хорста Муша жили всего в нескольких кварталах от нас. Он поступил на службу в кригсмарине (военно-морские силы) в 1941 году, и с весны того года мы не встречались. Поэтому я шел очень быстро, иногда переходя на бег, и вскоре оказался возле его дома.

– Ах, Эрвин, такая жалость! Он только что ушел, – сказала фрау Муш. – Скорее всего, пошел в пивную Шмидти. Там и Гюнтер, он сейчас тоже в отпуске.

Наконец-то все три мушкетера собрались вместе. Весь вечер мы провели за воспоминаниями о прошлом. Гюнтер стал инженером на железной дороге, служил в железнодорожных войсках и сейчас приехал из России в отпуск. А Хорст до недавних пор находился в Греции, куда сейчас рвались советские войска [40].

Вскоре после последней встречи «трех мушкетеров» мы с Хорстом решили нанести визит моим родителям. День выдался спокойным, небо не раздирал вой сирен, и я с нетерпением ждал, когда наша семья соберется вместе.

– Хорст и отец скоро придут, – сообщила мама, когда я вошел в квартиру. – Они только что пошли через дорогу за пивом. Можешь посидеть в отцовском кресле, пока они не вернулись. A-а, кстати! У меня для тебя маленький сюрприз.

Она обернулась к граммофону, стоявшему на столике, и взяла блестящую черную пластинку.

– Вот, твоя любимая. Помнишь, в детстве ты часто просил меня поставить ее?

– Да-да, я нашел ее в коробке под твоей кроватью. Мне было тогда лет пять.

– Ты был буквально очарован музыкой, это у тебя от папы. Любовь к опере у тебя в крови.

Стараясь не поцарапать поверхность иголкой, мама осторожно опустила звукосниматель на пластинку и еле заметным движением прибавила громкость. Из медной трубы граммофона раздалось шипение, и я с наслаждением закрыл глаза, позволяя музыке унести меня в другую реальность.

Пришли Хорст и папа. Судя по всему, за время своего похода они выпили не один бокал, поэтому пребывали в прекрасном настроении. Мы расселись за столом с кофейными чашками, в которых был налит столь редкий теперь кофе, а папа пересказал свою любимую историю о неудачных похоронах в Шлохау.

– Они уже опускали гроб в могилу, когда кто-то нечаянно выпустил веревку, и он перекосился и ударился о край ямы. Такой ужас! Крышка отскочила, и покойник вывалился вперед с разведенными в стороны руками так, будто собирался обнять священника.

Мама хихикнула, словно девчонка.

– Священник так испугался! Я никогда не видел, чтобы пожилой человек так быстро бегал.

Чтобы еще добавить веселья, я начал пародировать Гитлера, заговорив его голосом:

– Каждый должен исполнить свой долг перед рейхом! Победа уже у нас в руках, но сегодня я хочу обратиться к женщинам Германии. Нам нужно больше солдат и как можно скорее! По этой причине срок беременности сокращается до шести месяцев. Я верю, что каждая женщина выполнит свой долг перед фатерландом!

– О, Эрвин, пожалуйста, не так громко! Тебя ведь могут услышать! – взмолился Хорст, оглянувшись через плечо, словно проверяя, нет ли поблизости непрошеных гостей. Затем он продолжил, понизив голос: – Я вам сейчас расскажу одну тайну. Это сверхсекретно, вы не должны никому об этом рассказывать.

Мы с отцом склонились к нему и стали ждать, а мама нахмурилась:

– Может, не надо нам это рассказывать, Хорст?

– Я доверяю своим родным, мама, – сказал Хорст, не обращая внимания на ее опасения. Затем он придвинулся к нам и зашептал: – Как вы знаете, я отвечаю за телефонную связь, когда кто-нибудь звонит в министерство авиации или оттуда. Слушайте! Однажды я обеспечивал телефонный разговор Геринга с фюрером!

Мама охнула:

– О, Хорст!

– Геринг просил у фюрера разрешение применить три специальные бомбы, но тот отказался. «Если я использую их на Востоке, они достанут нас с Запада», – сказал фюрер!

Папа ближе придвинулся к столу.

– А что это за специальные бомбы?

– Точно не знаю, но, должно быть, они очень мощные. Хотя Геринг ясно говорил о трех штуках, но у меня сложилось впечатление, что их у нас значительно больше.

– Это чудо-оружие! – воскликнул отец. – Наши ученые разработали прекрасные ракеты. Разве еще кому-нибудь удалось создать что-нибудь подобное? Англичане сильно удивятся, когда эти специальные бомбы поместят на одну из наших ракет.

В конце ноября 1944 года меня назначили инструктором учебной пулеметной роты, приписанной к учебному и резервному батальону дивизии «Лейбштандарт», базировавшемуся в районе городка Шпренхаген юго-восточнее Берлина, в ту самую роту, в которой я уже служил несколько раньше, когда лечил раненую ногу. Меня направили в окрестности Альт-Хартмансдорфа, маленькой уютной деревни, в которой имелось всего несколько улочек вокруг двух гостиниц и скотобойни. Одна из гостиниц называлась «Три девицы», потому что у хозяйки, содержавшей ее, было три дочери. Эта гостиница находилась в конце главной улицы. Поскольку в ней имелся холл с высокой сценой, она пользовалась популярностью среди берлинцев как место проведения свадебных и семейных торжеств. Вторая гостиница была расположена в центре деревни, на углу улицы, напротив скотобойни, во дворе которой стояла наша полевая кухня. Ротой командовал молодой офицер моего возраста унтерштурмфюрер Шенк. Он снимал квартиру в большом частном доме, но всегда обедал в компании с другими инструкторами в гостинице напротив скотобойни.