Андрей Колесников - Путин. Человек с Ручьем

Человек этот, который теперь уже работал начальником службы безопасности одной крупной, я бы даже сказал, транснациональной компании, уйдя по разным причинам из службы безопасности президента, три года назад возглавлял группу, которая отвечала непосредственно за безопасность Владимира Владимировича Путина в этой поездке. И он мне рассказывал — а мы с ним стали уже, рискну сказать, друзьями (вот есть отношения товарищеские, которые с какого-то момента переходят в дружеские), — он мне рассказывал: «В тот момент, когда я увидел пикирующий на нас вертолет, я понял — это все. Никто из нас уже не успевает никуда убежать. Укрыть, спасти президента в такой ситуации уже невозможно технически. Ты еще успеваешь это просчитать, но убежать уже не успеваешь. И ловишь себя на совершенно ужасном ощущении, что ты в этой ситуации думаешь про себя только. И про свою жизнь. Вот больше на самом деле ни про чью». «Это все сказки, — говорил он, — что в этот момент думаешь о своем долге. Ты будешь делать все автоматически, ты можешь на самом деле защитить охраняемый свой объект от пули даже, если есть хоть шанс из миллиона. Но даже когда ты будешь спасать его, ты будешь прощаться со своей жизнью. И в этот момент будешь думать все равно про это, даже спасая его».

«И тут, — говорит он, — я смотрю: нам всем конец. И мне конец тоже. А вертолет пролетает мимо». Как выяснилось потом, это был случайно совершенно залетевший туда вертолет спасателей. Как они там оказались, в этом совершенно закрытом безвоздушном пространстве?! Наверное, раз в сто лет такое случается. Они заблудились и начали метаться по этому периметру, а с ними уже выходили на связь, на них орали: «Куда?!», «Стоять!!!» Так что любой на их месте потерялся бы окончательно в этой ситуации. И они зарулили прямо на Владимира Владимировича Путина. И прошли так над нами.

И он рассказывал мне: «Ну ладно, вот это вот все страдания, но, елки-палки, наутро я читаю репортаж Колесникова, блин… И тут мы собираемся все и начинаем думать, что с этим делать. Потому что нельзя оставить это просто так. И думаем: «Ну чего, может, ему темную устроить?»

А темная в исполнении этих людей — мало бы, видимо, не показалось. И потом, говорит, я забегаю в этот автобус, смотрю… а чего, вроде нормальный человек. «Ты мне нормальным человеком показался, — говорит. — Да к тому же уже к этому времени прошло несколько дней, я еще раз перечитал репортаж… да… и понял насчет тебя…» Он, может быть, до конца даже и не осознавал, что именно он понял, но я теперь могу сказать совершенно точно: он понял, что я — не враг. Это было самое главное для него. И темная была отменена, как я понимаю. Более того, мы с ним в результате стали друзьями и до сих пор дружим, потому что я не только не враг, а в режиме «свой — чужой» — для него по крайней мере — я свой.

Между тем телевизионная картинка о поездке появилась в Москве в первых выпусках новостей (которым повезло выйти в это время) — уже через полчаса после того, как самолет Владимира Путина взлетел с базы Хмеймим и взял курс на Каир.

На базе Владимир Путин объявил операцию Воздушно-космических сил России в Сирии законченной, назвал терроризм абсолютным злом, сказал, что Сирия сохранена как независимое государство и что значительная часть российского военного контингента будет выведена (две базы в Хмеймиме и Тартусе остаются как действующие).

Ключевое слово тут, конечно, «значительная», то есть, разумеется, сирийцев на произвол судьбы никто тут бросать не собирается, хотят они этого или нет.

Визит российского президента практически совпал с заявлением министра иностранных дел Франции Жан-Ива Ле Дриана о том, что Россия зря приписывает себе заслугу в освобождении Сирии от террористов: начали поздно, а освободили толком только Дейр-эз-Зор… «Пусть такие заявления делают со своих авиабаз в Сирии», — поделился со мной своими соображениями высокопоставленный источник в администрации президента России, прекрасно отдающий себе отчет в том, что своих баз у Франции в Сирии нет. Поэтому и сказал.

В Египте Владимир Путин провел даже меньше времени, чем предполагалось по сценарию. Многие в Египте надеялись, что президенты, выйдя к журналистам прочитать свои заявления, объявят о возобновлении авиасообщения между Россией и Египтом. Но и этого не произошло, хотя даже в аэропорту российского президента приветствовали надписи на русском языке: «Здравствуйте, господин Путин!» и «Когда русские туристы снова будут приезжать к нам в Египет?».

На самом деле, Владимир Путин и в Египте, и потом, уже вечером, в Анкаре прежде всего обсуждал с коллегами историю, которая возникла после заявления Дональда Трампа о том, что США теперь считают столицей Израиля Иерусалим (о том, что последствия у этого решения будут громкие и даже разрушительные, дал понять уже хотя бы вечерний взрыв в Нью-Йорке, на Манхэттене).

В начале восьмого вечера Владимир Путин был уже в аэропорту Анкары. Турецкие журналисты, которых много (и даже слишком) было в этот вечер здесь, в президентском дворце, считали, что Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган должны обсудить и проблему города Идлиба, который окружили и готовы штурмовать сирийские правительственные войска, но ситуация осложняется тем, что внутри — турецкие подразделения, которые вошли в Идлиб в свое время, чтобы успеть сюда раньше курдов. И успели. Только теперь не понять пока, что с ними делать: не так уж рвутся они отсюда выходить.

При этом все журналисты, в промышленных масштабах поглощая долму и ананасы в пресс-центре, соглашались не только в том, что долма на удивление вкусна, но и в том, что главная тема этих внезапных, уже считай что ночных переговоров — ситуация с Иерусалимом.

Переговоры один на один были между тем не очень длинными, так что, когда российских переговорщиков позвали на заседание в расширенном составе, для многих из них это стало сюрпризом, причем не очень приятным: они же думают, что люди они в этих делах тертые и что в этом-то случае можно уж точно не торопиться.

Так что главе «Газпрома» Алексею Миллеру пришлось успевать на расширенный состав бегом.

Эти переговоры оказались гораздо длиннее, и по понятным причинам: их совместили с обедом.

Между тем в зале для пресс-конференций происходили непонятные и даже интригующие вещи. Так, на высокую сцену вдруг начали затаскивать тяжеленный стол. К нему подтащили два стула, положили на стол ручки… Было ясно, что подпишут еще и какие-то соглашения. И главное, какие? А никакие: это стало ясно через десять минут, когда стол с таким же трудом стащили со сцены, и она снова стала девственно чиста (если бы еще не две стойки с микрофонами…).

Наконец Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган вышли к журналистам. Вопросы не предусматривались. Президент Турции в интерпретации переводчика, как обычно, назвал журналистов «членами прессы» (три раза), а Владимира Путина — «господином дорогим другом президентом».