Андрей Колесников - Путин. Человек с Ручьем

Владимир Путин добавил, что «миллионы русских легли спать в одной стране, а проснулись за границей, в одночасье оказались национальными меньшинствами в бывших союзных республиках».

Владимир Путин высказывал сейчас вслух то, о чем он думал не только с начала своего президентства, а с того момента, когда сам только читал о национальных конфликтах (таких, например, как в бывшей Югославии) в газетах и смотрел по телевизору. Мысли были выстраданные. И мысль о Крыме, может быть, самая выстраданная.

Он называл передачу Крыма уже вопиющей исторической несправедливостью, и теперь ему надо было объяснить, почему же он мирился с ней все эти годы.

Как мне кажется, Крым много лет не давал ему покоя. И я даже могу сказать, что был свидетелем когда-то такого беспокойства. И я не писал даже об этом. Но тут я отвечаю за свои слова — Крым очень давно его беспокоил. И, несмотря на это, он, я говорил, руководствовался, когда наши подразделения сил специального назначения туда входили, мне кажется, далеко не своими внутренними многолетними ощущениями того, что несправедливо, что Крым — не наш, и что эту ситуацию надо попытаться когда-нибудь изменить, и что в этом состоит его историческая миссия. То есть не только ими.

И он объяснял, рассказывая, как в начале 2000-х годов (то есть в свой первый президентский срок) сам давал указание активизировать работу по окончательному определению российско-украинской границы, и признал, что Россия, проведя тогда эту работу (а Россия уже тогда была он), «фактически и юридически признавала Крым украинской территорией», «мы тем самым окончательно закрывали этот вопрос».

Он признал, значит, что сам в свое время сделал многое для того, чтобы «закрыть вопрос».

— Исходили из того, — добавил Владимир Путин, — что хорошие отношения с Украиной для нас главное и они не должны быть заложником тупиковых территориальных споров.

Таким образом, теперь он из этого больше не исходит.

Вышедших на Майдан с мирными лозунгами Владимир Путин приветствовал, но «те, кто стоял за последними событиями на Украине, преследовали другие цели: они готовили государственный переворот очередной, планировали захватить власть, не останавливаясь ни перед чем. В ход были пущены и террор, и убийства, и погромы. Главными исполнителями переворота стали националисты, неонацисты, русофобы и антисемиты. Именно они во многом определяют и сегодня еще до сих пор жизнь на Украине».

Ни одно Послание Владимира Путина Федеральному собранию не прерывалось так часто такими бешеными аплодисментами, как эта мобилизационная речь. Зал не состоял из людей равнодушных. Он состоял из людей мобилизованных.

— Ясно и то, что легитимной исполнительной власти на Украине до сих пор нет. Разговаривать не с кем, — пожал плечами президент. — Тем, кто сопротивлялся путчу, сразу начали грозить репрессиями и карательными операциями. И первым на очереди был, конечно, Крым, русскоязычный Крым. В связи с этим жители Крыма и Севастополя обратились к России с призывом защитить их права и саму жизнь… Разумеется, мы не могли не откликнуться на эту просьбу, не могли оставить Крым и его жителей в беде, иначе это было бы просто предательством.

Президент, до сих пор говоря про юридические тонкости и оперируя понятием «делимитация», вдруг начал разговаривать на другом языке.

Дело в том, что он действительно считал бы это предательством и никогда не смог бы не сделать того, что сделал. Это было, строго говоря, выше его сил.

Так что всего уже происшедшего с Крымом и до сих пор происходящего, в том числе в этот момент в этом зале, не могло не произойти.

И бесполезно говорить, что чего-то можно было избежать. Ничего из того, что было, и главное — будет, избежать было нельзя: потому что «это было бы просто предательством».

Владимир Путин неожиданно рассказал, что российская группировка в Крыму была усилена (а все-таки не купили какие-то люди неизвестно где камуфляжную форму и не стали выглядеть от этого кадровыми военными, которыми любая страна могла бы гордиться, если бы, конечно, была уверена, что это ее военные).

— Но мы даже не превысили предельной штатной численности наших вооруженных сил в Крыму, а она предусмотрена в объеме 25 тыс. человек. В этом просто не было необходимости! — воскликнул Владимир Путин.

Президент цитировал устав ООН, в котором есть пункт о праве наций на самоопределение (он всегда цитируется в таких случаях, а трактуется всегда по-разному), объясняя, почему референдум легитимен.

Безусловно, Владимир Путин вспомнил и про косовский прецедент, и даже про письменный меморандум США от 17 апреля 2009 года, представленный в Международный суд ООН в связи со слушаниями по Косово: «Декларации о независимости могут, и часто так и происходит, нарушать внутреннее законодательство. Однако это не означает, что происходит нарушение международного права».

— Сами написали, раструбили на весь мир, нагнули всех (чтобы уже окончательно стало понятно, что американцы тогда сделали в том числе и с Россией. — А.К. ), а теперь возмущаются. Чему? Ведь действия крымчан четко вписываются в эту, собственно говоря, инструкцию!

И вот после этого президент перешел от Крыма непосредственно к политике США.

Он давно это хотел сказать.

Но не было, как говорится, подходящего случая.

— Наши западные партнеры во главе с Соединенными Штатами Америки, — заявил президент России, — предпочитают в своей практической политике руководствоваться не международным правом, а правом сильного. Они уверовали в свою избранность и исключительность, в то, что им позволено решать судьбы мира, что правы могут быть всегда только они. Они действуют так, как им заблагорассудится: то тут, то там применяют силу против суверенных государств, выстраивают коалиции по принципу «кто не с нами, тот против нас». Чтобы придать агрессии видимость законности, выбивают нужные резолюции из международных организаций, а если по каким-то причинам этого не получается, вовсе игнорируют и Совет Безопасности ООН, и ООН в целом.

Так он это до сих пор не формулировал.

Очевидно, что он готов пойти не только до конца, а и гораздо дальше.

— Нас раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной, ставили перед свершившимся фактом. Так было и с расширением НАТО на восток, с размещением военной инфраструктуры у наших границ. Нам все время одно и то же твердили: «Ну, вас это не касается». Легко сказать… — он покрутил головой. — Не касается!..

Аплодисменты и массовые подъемы с мест усиливались и учащались.

Уже можно было и не садиться.

Вскоре выяснилось, что нынешняя «политика сдерживания России» началась вообще в XIX веке.